Казалось, ничего больше ей в голову не приходит.

Шеппард смотрел на нее, слезы на правой щеке высохли, а левую жгла боль от пощечины.

А воздух в комнате становился все более спертым, обволакивал их. Боковым зрением Шеппард видел это. Некие сгустки времени, которого никогда не существовало. Его страстные желания, похороненные на задворках сознания вместе с жизнью многих других.

И тут его охватило некое новое чувство. Но он подумал, что его опять тошнит.

– Мне нужно воды, – сказал Шеппард, не отрывая пристального взгляда от Мэнди.

А она смотрела на него, словно перед ней стоял сам дьявол во плоти, хотя ему показалось, что взгляд ее несколько смягчился.

– Мне нужно воды. А потом я сделаю так, что вам больше ничто не будет угрожать.

Он двинулся к ванной комнате, но из-под стола быстро высунулась рука и схватила его за ногу. Он посмотрел вниз. Та, что в наушниках. Она указывала на таймер. Может, ему показалось, но таймер тикал быстрее, чем раньше. Прибавил скорость отсчета.

Пятнадцать минут. Шеппард снова посмотрел на Ту, что в наушниках, и кивнул. Улыбнулся.

Та, что в наушниках, сдвинула брови:

– А еще… меня зовут Рона, тупица. Кто же, черт побери, так называет человека – «Та, что в наушниках»?

Шеппард спрятал улыбку и послушно кивнул. Мимо Райана он прошел, глядя в сторону.

– Думайте что делаете, – сказал Райан ему в спину.

Шеппард толкнул дверь ванной, она открылась, и он рискнул-таки оглянуться и посмотреть на товарищей по несчастью. Они наблюдали, конечно… еще бы!

Констанция сидела за спинами остальных, все еще прикованная к стулу наручниками, она больше не улыбалась и не раскачивалась взад-вперед. Скорее, была напугана – впервые, пока они торчали в этой комнате, Шеппард видел ее такой.

Шеппард шагнул через порог ванной… до сих пор понятия не имея, как их можно спасти.

Шеппард чуть не забыл, куда именно положили тело Алана. Вошел в ванную и почувствовал, как под ногами хлюпает. Он присмотрелся и увидел руку Алана. Отскочил и ударился в дверь.

Когда более или менее к нему вернулось самообладание, он осторожно, стараясь не ступать в кровь, обошел труп адвоката и приблизился к раковине. Включил горячую воду. В зеркало виднелось тело Уинтера, все еще лежащее в ванне. Уинтер – пешка в игре Эрена. Ему стало еще больше жаль старика, которым столь легко манипулировали.

Шеппард наполнил водой ладони и плеснул в лицо. Это было приятно. Надо было не спать, оставаться начеку. Держаться подальше от мерзких пристрастий. Но сейчас имело значение только одно: он должен спасти остальных.

Он оперся о раковину и закрыл глаза; от горячей воды поднимался пар, он оседал на щеках и на лбу, смывая холодный, липкий пот.

Шеппард открыл глаза.

Зеркало совсем запотело. Словно за его спиной ничего больше не было. Но он чуял, что там лежит Уинтер.

Уинтер всегда был такой сильной личностью. Шеппард помнил, как по субботам ходил к нему домой на сеансы. Сначала не хотел этого, протестовал, но потом привык и проникся пониманием важности сеансов. Уинтер всегда объяснял его проблемы так, что они казались Шеппарду гораздо более занятными, чем были на самом деле. Он учил Шеппарда справляться с растущей известностью, разъяснял, какие мысли несут вред, а какие полезны и благотворны. Учил Шеппарда искать в себе лучшего человека.

«И зачем только я его не слушал?»

Шеппард полез в карман и вынул записную книжку Уинтера. Он все еще понятия не имел, зачем старик таскал ее с собой, старую записную книжку, где хранились заметки о его давнишних сеансах. Он пролистал ее и нашел записи, имеющие отношение к нему, стал читать, обращая внимание на подчеркнутые слова. Неужели Уинтер действительно так о нем думал? «Агрессивный». «Мутный». Слова, конечно, важные, но тогда почему Уинтер подчеркнул и вот это: «Ага – новый душераздирающий ад…»? Фраза даже не закончена. И дальше: «Еще один сон про кукурузное поле. Вдали виднеется какой-то амбар не амбар – в общем, фермерские постройки. Он полностью охвачен огнем. Морган стоит на поле и смотрит на пожар. И вдруг из зарослей кукурузы поднимается пугало. Морган понимает, что пожар устроило это пугало. Пугало улыбается ему. И он просыпается». Шеппард читал эти строки как зачарованный. Он совершенно забыл этот кошмар. Когда-то он снился ему чуть ли не каждую ночь, и Шеппард просыпался в холодном поту, иногда даже мочился в постель. Это началось как раз после… в общем, после того, как он совершил то, что совершил.

Но что сказать о висящей на стене картине? На этой картине сон изображен точь-в-точь как в записной книжке, почти буквально. Очень странная картина для гостиничного номера, он подумал об этом, едва увидел ее. Когда он вспоминал об этом «шедевре», мурашки бежали по спине. Да и Мэнди говорила, что от картины ее бросает в дрожь.

Он продолжил чтение. «Чтобы по-настоящему понять смысл этого кошмара, требуется больше информации. Сюжет напоминает классический архетип „тварь уничтожает своего творца“, но я не знаю, какое это может иметь отношение к Моргану. И еще, нотабене, ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ МОМЕНТ: Морган говорил – самое страшное в этом сне, будто он знает, что наверху горят живьем дети».

Шеппард чуть не выронил записную книжку. Дети наверху? Но почему это так ужасно? Неужели кто-то… Он посмотрел на страницу, на подчеркнутые слова, на текст с описанием сна. И вдруг все встало на свои места.

Шеппард смотрел на слова. Что они значат? Как они могли что-то значить? Он провел по ним пальцем. Слишком явно. Слишком…

Он смотрел на слова. И думал.

Нет.

Все снова нахлынуло. Воздуха слишком мало. Он задыхается.

Нет. Не…

Но все обретало смысл.

Некоторое время назад…

Она крепко сжала приглашение, и карточка сложилась пополам. Рановато пришла, даже слишком, не могла усидеть дома. Но – надо следить за входом и выбрать удобное время, чтобы начать действовать.

Умом она понимала: это плохая идея. А если вышибалы знают ту женщину? Знают, как она выглядит? Что тогда? Вызовут полицию? И что она станет делать? Поднимет лапки вверх, скажет: «Попалась» – и отправится восвояси? Слишком много поставлено на карту.

Вряд ли они ее знают. Кровь из носу нужно попасть внутрь.

Это же просто. Подождать, когда соберется больше народу. И тогда никто ее не заметит. Даже если кто и знает. Вышибалы будут уже под мухой, бдительность ослабнет. Да на нее никто внимания не обратит. Проскочит.

Она посмотрела на часы. Нет, еще рано, слишком рано. Надо переждать в кафе напротив. Еще только начало шестого, а вечеринка начнется не раньше восьми. А по негласным правилам народ вряд ли соберется раньше десяти.