Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, я думаю, что у нас все получится, потому что я тебе доверяю. Ты честная и открытая. И я готов с тобой делиться всеми своими мыслями. Как и ты!
Мира опустила глаза и промолчала.
— Что-то не так? — спросил Тарас.
Мира тяжело вздохнула.
— Знаешь, я ведь не все тебе рассказала.
Тарас напрягся.
— И что же?
— Меня к тебе приставил Лю Чен. Ну, помнишь, в том большом здании, где мы столкнулись первый раз?
— Что значит — приставил? Это как?
Тарас с трудом сглотнул ком в горле.
— То есть ты все это время играла со мной? Шпионила, делая вид, что… Ну, типа влюблена?
— Меня заставили! Лю Чену зачем-то нужно было знать, о чем ты думаешь, что говоришь, на что ты настроен… И моей задачей было вести себя именно так.
— Зачем?
— Не знаю! Может для того, чтобы поддержать тебя, защитить, отвлечь от стресса тех дней.
— Типа эскорт!
Мира смущенно опустила глаза.
— Извини, Тарас! Извини… Я не знаю… У меня не было выбора.
Её щеки налились стыдливым румянцем, Мира закрыла лицо ладонями, а затем упорхнула к окну. Тарас проводил ее опустошенным взглядом.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Мне этот секрет уже осточертел. Он стоит между нами, но если разобраться, то здесь и проблемы-то нет! Я хочу остаться с тобой по своей воле.
Тарас отвернулся. И здесь обман! С Лю Ченом-то все понятно — он решал вопросы безопасности. А вот Мира была инструментом. Играла… Выполняла задание… Вон сколько раз пыталась в кровать затянуть, чтобы типа расслабить, избавить от стресса! Может и надо было? А то — влюбился, видите ли!
— Тебе лучше уйти, Мира.
— Но!..
— Просто оставь меня, я сильно устал.
Перед глазами Миры снова возник задымленный коридор. Крики, резкий толчок и вспышка перед взрывом. Ее подхватили крепкие руки чинайских офицеров. Они склонились над ней и своими спинами заградили от осколков. Один из офицеров ослабил хватку и с остекленевшим взглядом упал рядом. Мира повернулась в сторону Тараса. В этот момент открылась стрельба и новый взрыв заставил Миру уткнуть лицо в теплый пол.
Когда все стихло, она резко вскочила и бросилась к Тарасу. Его тело окружили плотным кольцом. Крепкими плечами Мира оттиснула солдат и замерла. Рядом в луже крови лежал Ронг Шуй — это ему столько внимания. Тарас что-то бормотал, вся одежда в крови, рука застыла в неестественном жесте — ее поправляют, но видно, что с ней совсем дела плохи. Мира бросилась к Тарасу — обнять, согреть заботой, укрыть. Или скрыть от смерти, которая в тот день, опьянев от пресыщения, потеряла меру и косила всех подряд. Чувства подсказывали Мире, что именно так будет лучше, что она сможет помочь и у нее получится отвести беду. Надо просто быть рядом, просто обнять своего героя. Но ее уверенно оттянули за руки в туман отчаяния. Она кричала и рвалась назад, потому что услышала, как Тарас позвал ее…
#
В течение пяти дней Тарас напряженно осваивал новую руку. Испытание было не из легких и проходило одновременно с попытками встать и сделать первые шаги. Уцелевшие нервные ткани плеча врачи соединили с искусственными волокнами бионической руки. По несколько долгих минут в течение каждого часа Тарасу приходилось мысленно совершать простые движения правой рукой. Раскрывать ладонь, сжимать ее, сгибать руку в локте, разгибать ее, пытаться схватить воображаемый предмет, вращать кулаком.
Рука как у терминатора, только кости не железные, а из какого-то легкого сплава металла, пластика и керамики. Плавные правильные формы, издали не отличишь от настоящей руки. Только вот все пять дней она лежала на кровати, словно чужая. И упорные попытки, даже с криками и руганью, матом и чертыханиями, пока не приносили результата. Ни разу за эти дни Тарас не увидел, чтобы шелохнулся хоть один палец!
На смену проворной Сюин и очаровательной Мэйли пришли еще три, как и обещал Лю Чен. Все три чинаянки — Чанчунь, Юнхуа и Линг — как на подбор, похожи друг на друга в своей неотразимой женственности, насколько ее понимал Тарас. И все же каждая была особенной, обладала невыразимой силой, которую Тарас тщетно пытался облечь в слова. Все девушки были словно одно целое, разделенное на пять частей. Тарасу было приятно смотреть на медсестер. От них исходила некая забота, которую он недополучил в своей жизни. Они поддерживали его и вдохновляли и если бы не их милые улыбки и нежные руки, то разочарование наступило бы гораздо раньше. Каждый день приходил доктор Ли Джанг. Подолгу что-то прощупывал, задавал вопросы, то улыбаясь, то озадаченно замолкая. Всегда хвалил Тараса, хоть тот и понимал, что не за что — рука по-прежнему оставалась бесполезным украшением.
Мира наведывалась часто. Приходила то с букетом цветов, то с пестрыми ленточками, что дарили ей местные жители для привлечения поддержки духов. Это забавляло Тараса, но он лишь холодно отвечал, всем видом давая понять Мире, что злится на нее. К тому же, лежа на койке он до зубовного скрежета негодовал от того, что не может быть в гуще событий. Ведь сейчас решается судьба Нового Мира без бюрократов и каждый день происходит такое, что раньше не происходило и за целый год. А может и за целую жизнь. Уж за жизнь простого обывателя из Хаковки точно не происходило. А он отлеживается на курорте. И лишь присутствие приятных ему людей заставляло вновь собраться, чтобы продолжить тренировки. Больше из чувства неудобства и долга перед чинайцами, чем из веры в то, что рука оживет.
К концу пятого дня стало понятно, что длинноволосая Линг с искристыми глазами и цепкими пальцами профессиональной массажистки также не сможет "завести" руку Тараса. Не помогли ни частые вливания препаратов, ни точечные уколы, ни чрезмерные усилия Тараса. Однако в обед после десятиминутного сеанса Линг радостно воскликнула, заявив, что на руке пошевелились два пальца. Но затем снова ничего. Тарас искоса посмотрел на медсестру, решив для себя, что это такая себе психологическая уловка, чтобы использовать полный арсенал давления на пациента. И странным образом после этой догадки на него навалилась депрессия. Еще пару сеансов он пытался сделать вид, что старается, хотя сам просто ждал, когда придет вечер, чтобы уснуть.
Каждый день Тарас надеялся, что вот сейчас войдет Лю Чен и ободрит его или, наоборот, потроллит за тупость и неумение. Но какое, к черту, неумение, если эта хитроумная