— Уважаемая Брэк, — сказала помощник инспектора с легким поклоном. Казалось, ее совершенно не беспокоят мои обнаженные руки. Привыкла общаться с иноземцами, предположила я. — Гражданин Сеиварден. Прошу вас пройти со мной в кабинет старшего инспектора.

Никакой необходимости встречаться с самой старшим инспектором у нас не было. Эта помощница инспектора могла своей властью выпустить нас на базу. Или приказать арестовать нас.

Мы последовали за ней через переходной шлюз на погрузочную площадку, затем через другой шлюз — в коридор, полный людей: портовых инспекторов в темно-синем; сотрудников службы безопасности базы в светло-коричневом; то тут, то там мелькала темно-коричневая форма солдат; попадались и пятна более ярких цветов — горстка граждан без формы. Этот коридор вел в широкий зал, вдоль стен которого стояла дюжина богов, чтобы присматривать за путешественниками и торговцами, в одном конце — вход на саму базу, а напротив — дверь в кабинет инспектора.

Помощник инспектора проводила нас через крайний кабинет, где девять младших помощников в синей форме разбирались с предъявившими претензии капитанами кораблей, а за ними располагались кабинеты для дюжины старших помощников и их подручных. Пройдя мимо них, мы оказались во внутреннем кабинете с четырьмя стульями, маленьким столом и дверью в дальней части, закрытой.

— Мне жаль, гр… уважаемая и гражданин, — сказала помощник, которая привела нас сюда, ее пальцы шевелились — она с кем-то общалась, вероятно с ИИ базы или самой старшим инспектором. — Старший инспектор была доступна, но возникло некое обстоятельство. Я уверена, что это займет не более нескольких минут. Прошу вас присесть. Не желаете чаю?

Значит, предстоит довольно продолжительное ожидание. А учтивое предложение чая подразумевает, что это не арест. Никто не обнаружил, что мои документы фальшивые. Здесь все, включая Базу, верят, что я именно та, за кого себя выдаю, чужеземная путешественница. И может быть, у меня появится возможность выяснить, кого же напоминает мне эта молодая помощник инспектора. Откуда она?

— Да, благодарю вас, — ответила я.

Сеиварден не ответила на предложение чая тотчас же. Скрестив руки на груди, она спрятала обнаженные кисти под локти. Вероятно, ей хотелось чаю, но ее смущали собственные руки без перчаток, которые не удалось бы скрыть, держа чашку. Так я думала, пока она не произнесла:

— Не могу понять ни слова из того, что она говорит.

Произношение Сеиварден и ее манера речи, вероятно, были знакомы большинству образованных радчааи — из старых развлекательных зрелищ и широко распространенного подражания речи Анаандер Мианнаи представителями уважаемых — или надеющихся стать таковыми — семейств. Мне не казалось, что изменения в произношении и лексическом составе языка были настолько значительными. Но они происходили в течение всей моей жизни, а Сеиварден никогда не отличалась особой чуткостью к восприятию языка.

— Она предлагает чаю.

— О! — Сеиварден бросила взгляд на свои сложенные на груди руки. — Нет.

Я взяла чай, который помощник инспектора налила из термоса на столе, поблагодарила и села. Кабинет выкрашен в бледно-зеленый цвет, пол выложен плиткой, которая, вероятно, должна походить на деревянную и походила бы, если бы дизайнер видел что-нибудь помимо подражаний имитациям. В стенной нише позади молодой помощника инспектора были икона Амаата и маленькая ваза ярко-оранжевых, с кружевными лепестками, цветов. А помимо этого, крошечная медная копия отвесной скалы в храме Иккт. Их можно было купить, я помнила это, у продавцов на площади перед Преддверием Храма во время сезона паломничества.

Я снова посмотрела на помощника. Кто она? Я ее знала? Родственница человека, с которым я была знакома?

— Ты снова напеваешь, — вполголоса заметила Сеиварден.

— Простите меня. — Я отпила чаю. — Это привычка. Я извиняюсь.

— Не стоит, — сказала помощник и села в свое кресло за столом. Очевидно, это ее собственный кабинет, и, таким образом, она — непосредственный помощник старшего инспектора, необычная должность для столь молодой особы. — Я не слышала этой песни с детства.

Сеиварден моргнула, ничего не поняв. Если бы она поняла, то, наверное, улыбнулась бы. Радчааи мог жить почти двести лет. Эта помощник инспектора, совершеннолетняя с юридической точки зрения уже с десяток лет, была все еще невероятно молода.

— Я знавала кое-кого, кто все время пел, — продолжила помощник.

Я ее знала. Возможно, покупала у нее песни. Ей было, может, четыре, а может, пять лет, когда я покинула Орс. Может, чуть больше, если она помнила меня довольно четко.

Старший инспектор за той дверью — человек, который побывал на Шиз’урне или, наиболее вероятно, — в самом Орсе. Что я знала о лейтенанте, которая заменила там лейтенанта Оун в качестве администратора? Насколько вероятно, что она вышла в отставку со своей военной должности и получила назначение на пост инспектора порта? Такое случалось.

Кем бы ни была этот старший инспектор, она обладала деньгами и достаточным влиянием, чтобы привезти сюда помощницу из Орса. Мне хотелось спросить у девушки имя ее руководителя, но это было бы невообразимо неучтивым поступком.

— Я слышала, — сказала я, рассчитывая, что это будет выглядеть проявлением праздного любопытства, и слегка подчеркивая свой джерентэйтский акцент, — что драгоценности, которые вы, радчааи, носите, имеют некую значимость.

Сеиварден бросила на меня озадаченный взгляд. Помощник инспектора лишь улыбнулась.

— Некоторые из них. — Ее орсианский акцент — теперь я его опознала — был явственным, очевидным. — Например, вот это. — Она слегка отвела пальцем в перчатке подвеску, приколотую возле левого плеча. — Это — памятная.

— Могу я взглянуть поближе? — спросила я и, получив разрешение, пододвинула свое кресло и наклонилась, чтобы прочесть выгравированное на простом металле имя на радчааи, которое я не узнала. Вряд ли это была памятная брошь в честь орсианина — я не могла представить, чтобы кто-либо в нижнем городе перенял радчаайские похоронные обычаи, или, по крайней мере, кто-то из жителей, старых достаточно, чтобы умереть с тех пор, как я видела их в последний раз.

Возле этой памятной броши, на воротнике, приколота маленькая брошка в виде цветка, на каждом лепестке по эмалевому символу Эманации. В центре цветка выгравирована дата. Эта уверенная в себе молодая женщина была крошечным, перепуганным цветоносом, когда Анаандер Мианнаи исполнила роль жреца в доме лейтенанта Оун двадцать лет назад.

Совпадений не существует — не для радчааи. Теперь я совершенно уверена, что, когда мы окажемся перед старшим инспектором, я увижу ту, что заменила лейтенанта Оун в Орсе. Эта помощник инспектора, наверное, ее клиент.

— Их делают для похорон, — сказала помощник, продолжая разговор о памятных брошах. — Носят их члены семьи и близкие друзья.

И по стилю и стоимости вещи можно определить положение усопшего в радчаайском обществе, а косвенно — и положение того, кто ее носит. Но помощник, которую зовут, как я поняла, Даос Сит, об этом не упомянула.