Она также испортила две рубашки, пытаясь их постирать и оставив мне одну на целый месяц, пока мы не пристыковались к очередной базе. Капитан корабля — это была Ки, высокая, вся в ритуальных шрамах, — дала понять, что она и вся ее команда считают, будто я взяла с собой Сеиварден из милости, и это было не так уж далеко от истины. Я этого не оспаривала. Но Сеиварден стала лучше, и через три месяца, на следующем корабле, один из пассажиров попытался переманить ее к себе.

Она не стала внезапно совершенно другим человеком или всецело почтительной. Иногда она говорила со мной раздраженно по неясной мне причине или часами лежала, свернувшись клубком, лицом к стене, на своей койке, поднимаясь только для выполнения взятых на себя обязанностей. Я несколько раз пыталась поговорить с ней, когда она пребывала в таком настроении, но ответом было молчание, и потом я оставила ее в покое.

Представительство Радча комплектовало кадрами Бюро переводчиков, и белоснежная, без единого пятнышка, форма консульского представителя, включая свежайшие белые перчатки, свидетельствовала о том, что она либо имела слугу, либо тратила много своего свободного времени, чтобы выглядеть так, будто он у нее есть. Со вкусом сделанные — и дорого выглядящие — нитки бус из драгоценных камней, вплетенные в волосы, и имена на сверкающих памятных брошках, которые усеивали ее белоснежный пиджак, так же как и легкое пренебрежение в голосе, когда она заговорила со мной, убеждали, что это все-таки слуга. Хотя, вероятно, только один — ведь это захолустный пункт.

— Поскольку вы прибывший с визитом негражданин, ваши законные права ограничены. — Она говорила механически, явно не вдумываясь в свои слова. — Вы должны внести залог в размере как минимум, — шевельнув пальцами, она проверила обменный курс, — пятисот шенов за каждую неделю вашего визита на каждого человека. Если ваше жилье, питание и любые дополнительные покупки, штрафы или нанесенный ущерб превысят внесенную сумму залога и вы не сможете уплатить разницу, вы будете по закону обязаны выполнять назначенную работу, пока долг не будет выплачен. Ваше право обжаловать любое судебное решение или назначение на работу, как у негражданина, ограничено. Вы по-прежнему желаете вступить в пространство Радча?

— Да, — ответила я и положила две банкноты по миллиону шенов на узкую конторку между нами.

Ее пренебрежение тут же испарилось. Она чуть выпрямилась в своем кресле и предложила мне чаю, сопроводив это изящными жестами, а ее пальцы снова зашевелились: она общалась с кем-то еще — как выяснилось, со слугой, который с несколько утомленным видом принес чай в термосе, покрытом изысканной эмалью, и такие же чашки.

Пока слуга наливал чай, я извлекла свои фальшивые документы из Джерентэйта и положила их на конторку.

— Вы также должны предоставить удостоверение личности своего слуги, уважаемая, — сказала консульский представитель, теперь сама учтивость.

— Моя прислуга — гражданин Радча, — ответила я, слегка улыбнувшись с расчетом несколько скрасить неловкость предстоящего объяснения. — Но она потеряла свое удостоверение личности и разрешение на поездку.

Консульский представитель застыла, пытаясь переварить услышанное.

— Уважаемая Брэк, — сказала Сеиварден, стоя позади меня, на древнем, совершенно естественном в своей изысканности радчааи, — была достаточно великодушна, чтобы взять меня на службу и оплатить мой проезд домой.

Это не вывело консульского представителя из состояния изумленного ступора так эффективно, как, наверное, хотела Сеиварден. Ее произношение не подходило ничьему слуге, не говоря уже о слуге негражданина. И она не предложила Сеиварден ни присесть, ни чая, считая ее слишком незначительной для таких любезностей.

— Несомненно, вы можете получить генетическую информацию, — предложила я.

— Разумеется, — ответила консульский представитель с лучезарной улыбкой. — Хотя ваше обращение за визой наверняка пройдет прежде, чем гражданин…

— Сеиварден, — добавила я.

— …прежде, чем гражданин Сеиварден получит перевыпущенное разрешение на поездку. В зависимости от того, откуда она уехала и где находятся ее данные.

— Разумеется, — ответила я и отхлебнула чаю. — Этого стоило ожидать.

Когда мы ушли, Сеиварден сказала мне вполголоса:

— Что за сноб! Это был настоящий чай?

— Да. — Я ожидала, она станет жаловаться, что ей не досталось чая, но она больше ничего не сказала. — И довольно хороший. Что будешь делать, если вместо разрешения на поездку придет ордер на арест?

Она отрицательно махнула рукой.

— Зачем это им? Я уже прошусь назад, они смогут арестовать меня, когда я туда доберусь. И я подам прошение. Думаешь, консулу присылают этот чай из дома или, может, его продают здесь?

— Выясни, если хочешь, — ответила я. — Я собираюсь вернуться в комнату, чтобы помедитировать.

Прислуга консульского представителя сразу дала Сеиварден полкило чая, благодарная, вероятно, за возможность компенсировать непреднамеренное пренебрежение, проявленное ранее ее нанимателем. А когда пришла моя виза, пришло также и разрешение на поездку для Сеиварден, и ни ордера на арест, ни сопроводительного комментария или информации.

Это меня встревожило, хотя и не сильно. Но вероятно, Сеиварден была права — зачем делать что-то еще? Когда она сойдет с корабля, будет достаточно времени и возможностей, чтобы принять меры по поводу ее проблем с законом.

Тем не менее, возможно, власти Радча осознали, что я на самом деле не гражданин Джерентэйта. Это маловероятно — Джерентэйт очень, очень далеко от того места, куда я направляюсь, и, кроме того, несмотря на довольно дружественные — или, по крайней мере, не открыто враждебные — отношения между Джерентэйтом и Радчем, Джерентэйт по принципиальным соображениям не предоставлял Радчу никакой информации о своих резидентах. Если бы Радч сделал запрос — а они не станут этого делать, — Джерентэйт не будет ни подтверждать, ни отрицать, что я — одна из его граждан. Если бы я уезжала из Джерентэйта в пространство Радча, меня бы неоднократно предупредили, что я еду на свой страх и риск и не получу никакой помощи, если попаду в неприятности. Но радчаайские чиновники, которые имели дело с иностранными путешественниками, уже это знают и будут готовы воспринять мое удостоверение личности как оно есть — более или менее.

Тринадцать дворцов Анаандер Мианнаи были столицами провинций. Это базы столичного размера, каждая наполовину обычная крупная радчаайская база — с соответствующим ИИ, а наполовину собственно дворец. Каждый такой дворец был резиденцией Анаандер Мианнаи и местопребыванием администрации провинции. Дворец Омо отнюдь не будет тихой заводью. В его систему вели двенадцать шлюзов, и туда ежедневно прибывали и убывали оттуда сотни кораблей. Сеиварден окажется одной из тысяч граждан, стремящихся получить аудиенцию или подающих апелляцию в судебном деле. Безусловно, заметной — ведь больше никто из граждан не вернулся после тысячелетнего анабиоза.