– А что ты устроила по возвращении?

– Не помню.

– Все, что я сделала, было плохо. По моей милости мама не приняла свои лекарства, обед был не из тех продуктов, подушки не на нужной высоте, температура в комнате неправильная…

У Дженнифер вытянулось лицо, но она подошла и присела рядом с младшей сестрой, тихонько подтолкнув ее локтем:

– Вот я стерва была, а?

Айла невольно рассмеялась:

– И не говори! Я почувствовала себя полным ничтожеством.

– Слушай, я искренне прошу у тебя прощения. У меня много чего в жизни случилось, пока тебя не было. – Дженнифер глубоко вздохнула. – У меня было три выкидыша… я никому не говорила – ни маме, ни папе, ни тебе… и я долго не могла это пережить.

– Понимаю, – отозвалась Айла, по опыту зная, о чем говорит сестра. – Я тогда оттолкнула от себя всех, кто пытался мне помочь.

– Вот именно! – Признание их схожести чуть изменило атмосферу в комнате. – Со мной тогда невозможно было общаться. Я отвратительно вела себя с Дэвидом, наглухо отгородилась от него. До сих пор не понимаю, как у него терпения хватило.

– Так ведь он тебя любит.

– Знаешь, я долго кое-чего не понимала, но в последнее время все ломала голову, почему я становлюсь такой пристрастной и безапелляционной, едва речь заходит о тебе. – Дженнифер развела руки, будто готовясь сделать официальное заявление. – Я не только завидовала твоей свободе, я ревновала тебя ко всему – давеча ты попала в точку. Мне казалось, очень уж ты легко живешь. Я привыкла думать, что ты только и делаешь, что ломаешь стереотипы и вытворяешь, чего душа пожелает. Порой мне хотелось самой так пожить, отдохнуть от рутины. Я не смогла выносить очередного ребенка, не смела даже заикнуться о собственном салоне после кошмара с тем треклятым займом и, видимо, стала чересчур придирчивой, виня окружающих в том, что сама безвылазно застряла на одном месте. Я вымещала обиду на тебе, на Виоле, на Дэвиде… – Она закрыла лицо руками. – Я – ужасный человек.

– Ты – добрая, ответственная и в лепешку расшибешься для других, – поправила ее Айла. – Я всегда завидовала твоей правильности.

– Ты хотела сказать, чопорности?

– Да нет, я про вас с Дэвидом. У вас действительно союз, заключенный на небесах: дом, семья и мирная жизнь в прелестной английской провинции. А я всполошенно металась по свету, ища себя, и везде мне было невкусно. Лишь после маминой смерти я опомнилась и вернулась в Кловердейл.

– Знаешь, а ведь твоя свобода и авантюрная жилка служили для родителей тоником. Особенно для мамы, когда она осталась одна. У нее оживлялось лицо и сияли глаза, когда она говорила о твоем очередном достижении, о том, какая у нее храбрая младшая дочка. Родители очень гордились нами.

– Они, кстати, мечтали вот об этом, – вставила Айла. – Чтобы мы сели рядышком и мирно поговорили, как сестры.

– Мне кажется, у нас с тобой больше сходства, чем можно подумать.

– В смысле?

– Мы все держим в себе и не умеем разговаривать с окружающими. Вовремя выговорившись, мы могли избежать множества неприятностей.

Айла звякнула своим бокалом о бокал Дженнифер.

– Аминь. Пошли, покажу остальные комнаты.

Дженнифер поднялась за сестрой на второй этаж и захохотала при виде ярко-оранжевой стены главной спальни.

– Вот этого мама с папой точно бы не стерпели!

И Дженнифер крепко обняла сестру.

Айла вернулась в Кловердейл, и сестры снова вместе, как родители и мечтали.

21. Виола

Закончив комнату Зоэ, Виола начала скучать по регулярным визитам в коттедж «Лилипут» – главным образом потому, что так она могла поглядеть на Зоэ и Зака и убедиться, что их не бьют и не тиранят. В последние недели плохо спала, то и дело просыпаясь от неотвязных мыслей и тревог. Айзек все замечал – он не был бы собой, если бы не заметил, но Виоле приходилось тянуть с признаниями. Сперва предстояло открыть правду Дженнифер, подруге, которая неосторожно подпустила к себе этого волка в овечьей шкуре.

Виола стояла в кухне, заканчивая мыть форму из-под пирога. Глядя в окно, она полоскала мыльные руки в раковине с водой.

Вошел Айзек и обнял жену за талию:

– Ты бы поговорила со мной, что ли…

Виола вытащила из раковины затычку и обернулась.

– Обязательно, как только сама во всем разберусь. Ты мне доверяешь?

Айзеку хотелось что-то добавить, но он хорошо знал свою жену.

– Если я буду нужен, только скажи.

Когда Ава спустилась по лестнице, Виола снимала перчатки.

– Зачем тебе спальные мешки?

– Сегодня мы ночуем у Татьяны, разве ты забыла?

– Прости, действительно запамятовала.

– Но ты отвезешь нас с Зоэ?

– Конечно.

Ава бросила спальные мешки на пол.

– Мам… я тебе кое-чего не сказала.

– Оу? – Сердце Виолы нехорошо затрепетало. Опять секреты!

С глубоким вздохом Ава начала:

– Я отправила свое резюме по нескольким адресам. Меня, короче, берут на неделю поработать в крупную розничную компанию, в отдел маркетинга. – Признания хлынули из нее, как прорвавший плотину поток. – И еще на прошлой неделе я прошла собеседование и со следующего месяца начну работать официанткой в кафе при ферме. По субботам.

Ава заметно нервничала, а Виола недоумевала, как она могла такое допустить. У нее в жизни не было подобного намерения.

– Мам, ты ничего не скажешь?

– Скажу, конечно, – прерывающимся голосом начала Виола. – Я хочу тебе сказать, что я очень рада.

– Ты не сердишься?

– Я тобой горжусь, а не сержусь.

Не успела Виола что-нибудь добавить, как дочь кинулась к ней на шею:

– Мама, я тебя люблю!

Не будь сзади раковины, Виола, наверное, рухнула бы навзничь в своем огорошенном состоянии. Услышать такие слова от дочери, обнимать ее, вдыхать лимонный аромат шампуня и новые духи, которыми Ава порой злоупотребляла, – это был редкий подарок, которого Виола не ожидала ни сегодня, ни в другие дни.

– Я тебя тоже люблю, – проговорила она, упиваясь близостью дочери и ее ласковыми словами. Эти объятья, это выражение привязанности сказало все, что Виоле хотелось знать. Хоть это она сделала правильно. Совсем недавно Ава кричала на нее, обвиняя в том, что Виола больше любит Зоэ, но в какой-то момент дочка, видимо, поняла, что мать любит ее беззаветно и по-настоящему.

– Хорошо, что ты моя мама, – проговорила Ава, все еще не отпуская Виолу. Странное поведение для четырнадцатилетней девицы, а уж для этой – тем более…

– Я тоже так считаю. – Волшебное равновесие, которого Виола безуспешно старалась достичь, вдруг наступило само. Все, чего она хотела в жизни, – вести своих детей в нужном направлении, но