– Я написал в нем каждое слово. – Руки Адама бессильно свисали. Он чувствовал запах сажи из камина, дрожал от пронизывающего холода каменной плиты. – Имен я не указывал – я и себе с трудом мог признаться, что это меня травили, били, издевались надо мной. Какой же тогда из меня мужчина? Слабак? Слизняк? – Никто ему не ответил. Все стояли как громом пораженные. Адам заговорил о своем прошлом, державшем его в заложниках стыда:

– Началось это больше десяти лет назад. Сьюзен жаловалась на вечную нехватку денег в нашей семье, но вместе с тем ворчала, что я пропадаю на работе. Она впала в паранойю – обвиняла меня, что я только и делаю, что сплю с кем попало. В то время моим наказанием была пощечина, презрение, плевок в лицо. Сьюзен вернулась на работу в школу и обвиняла меня в том, что я не понимаю стресса учительской профессии. Она оскорбляла меня, говорила, что я – жалкий тупица, который только и умеет, что с утра до вечера копаться в грязи – я ведь был садовником. «Да чего ты, блин, возомнил? – говорила она мне. – Ты – жалкий садовник и вечный студент, ничтожество!»

Голос Адама пресекся, но Айзек попросил его продолжать.

– Она обзывала меня постоянно. Я старался не обращать внимания, ведь после очередной тирады Сьюзен раскаивалась и умоляла ее простить. Она говорила: «Прости», – и я всякий раз давал ей новый шанс. Когда Зоэ исполнился годик, мы устроили пышный праздник для дочки, но я задержался на работе, потом попал в пробку и приехал, когда гости уже собрались. Сьюзен пришла в бешенство и наказала меня, вылив мне на руку кастрюлю кипятка. – Адам продолжал, несмотря на ужас на лице Айлы. – В больнице я сказал врачам, что я неуклюжий. «Разве мужчины умеют кашеварить?» – сказал я медсестре, на что она ответила: «Да мой муж не знает, где у сковородки ручка!» И мы посмеялись, будто я законченный недотепа.

Через несколько месяцев мы со Сьюзен решили, что Зоэ пора учить плаванию. Я ее записал, но она сперва очень боялась, прямо каменела от страха, и ее маленькие ноготки впивались мне в плечи. Я только смеялся, а вот Сьюзен – нет. Когда Зоэ и ее оцарапала, у Сьюзен будто башню сорвало. Я думал, она ударит нашу малышку на глазах всего бассейна, но она спохватилась, что на нее смотрят. А Сьюзен не любила зрителей, когда распускала руки. Она предпочитала это делать за закрытыми дверьми.

Однажды на Пасху приехали мои родители. Мы со Сьюзен притворялись, что все в порядке, но жена вообще перестала спать по ночам, и нам все труднее становилось скрывать проблемы: было очевидно, что в семье неладно. Когда родители уехали, я сказал Сьюзен, что она могла бы быть полюбезнее с моими мамой и папой, которые проплыли немало миль, чтобы побыть с нами. Лучше бы я смолчал…

– Что произошло? – спросила Виола, когда голос изменил Адаму.

– Она сама заткнула мне рот – резким ударом локтя. Сначала показалось, что она выбила мне передние зубы, но я отделался рассеченной губой и разбитым носом. После этого она начала вести себя потише – не знаю почему. Я даже начал думать, что худшее у нас позади. Я как раз получил диплом и на радостях повез Сьюзен на дегустацию вин в Хантер-Вэлли[5]. Я уговаривал себя, что в каждой семейке свои погремушки, а это, видимо, наши, и ради Зоэ надо все-таки сохранить семью. Вскоре я нашел работу по новой специальности, мой босс пригласил нас на «Кубок Мельбурна», наша ставка хорошо выиграла, и в тот день Сьюзен сказала мне, что она снова беременна. Я был счастлив как никогда.

С Заком у нее был сильный токсикоз, по утрам ее тошнило, поэтому готовить ужин на Рождество выпало мне. На столе была индейка и все, что полагается, но Сьюзен, пролежавшая весь день на диване, критиковала решительно все: индейка пересушена, цветная капуста разварена, в подливке комки, а брюссельскую капусту она ненавидит. Когда она днем заснула и проспала до вечера, я, честно говоря, радовался долгожданному покою вместе с Зоэ. Мы смотрели фильм и ели шоколад – без Сьюзен это было проще. Я надеялся, что ее дурное настроение и критический настрой пройдут после родов…

– Прошли? – Подойдя, Айла села рядом и взяла Адама за руку, но тут же прочла ответ в его взгляде.

– День, когда Зак появился на свет, стал таким же особенным, как день рождения Зоэ. Сын родился с густой шевелюрой, цвет волос совсем как у меня. Я не мог им налюбоваться. Сьюзен тоже казалась счастливой: она не ругала ни меня, ни Зоэ, которая бурно радовалась прибавлению семейства. Словно каким-то волшебством вернулась прежняя Сьюзен, на которой я когда-то женился, и в тот день мы были одной дружной семьей.

Но долго счастье не продлилось. Сьюзен начала срываться на Зоэ и даже на Зака, который еще памперсы носил. Если он плакал, я спешил подбежать к нему первым, потому что терпения у Сьюзен не было. Я предложил ей пойти к врачу, пусть назначат какие-то лекарства. Я уже надеялся, что уговорил ее, когда она гневно выскочила на крыльцо и прикурила сигарету. – Адам кашлянул и покрутил головой. – Она раньше вообще не курила. Когда я вышел вслед за ней и попытался пошутить, что она выглядит так же сексуально, как Сэнди из «Бриолина», Сьюзен в ответ затушила сигарету о мою руку.

Ава заплакала, но Адам не остановился: ему требовалось выговориться, чтобы его поняли.

– Я попытался рассказать приятелю, что у нас происходит, но это оказалась зряшная затея. Когда я показал ожог от сигареты на руке, он пошутил, что я, наверное, забыл ее день рождения. Будто мне поделом! Единственная, кто меня понимал, это моя мама, но она находилась далеко, в Англии. Я не выдержал и рассказал ей однажды вечером все по телефону. Она плакала и просила меня уехать от Сьюзен, но я пытался сохранить семью ради детей. Сьюзен провела тот день в спа, где за ней всячески ухаживали, и приехала домой в самом сексуальном нижнем белье – ни один мужчина не устоял бы перед ней, но когда она сказала, что хочет еще ребенка, я понял, что не могу. Тут заплакал Зак, я увидел, как у Сьюзен сверкнули злостью глаза, и принял решение. Я решил как можно быстрее сделать вазэктомию: я не мог допустить, чтобы стало еще хуже. Мне было нужно,