что вина за Пожар лежит на них или их соседях. Но поскольку сознавшегося в поджоге француза казнили на прошлой неделе, очевидно, что Пожар — результат вражеских козней. Посему судьи решили, что парламент должен взыскивать деньги с домовладельцев. В Уайтхолле, Вестминстере и даже в Сити в открытую говорили, что француз, человек по фамилии Юбер, безумен и его признанию нельзя верить. Однако он оказался подходящим козлом отпущения.

Манди деликатно кашлянул и обратился к господину Олдерли:

— Мне распорядиться, чтобы и этот участок тоже измерили и расчистили, сэр? На это уйдет время — работы очень много.

Не сдержавшись, я резко выдохнул. Эдвард зыркнул на меня единственным глазом: он заметил мое удивление. Надеясь усыпить его бдительность, я сделал вид, будто на меня напал кашель.

— Нужно постараться успеть как можно больше до наступления зимы, — монотонно рассуждал Манди. — Из-за снега и инея работы станут вдвое труднее — и вдвое дороже.

— Хорошо, — произнес господин Олдерли. — Добавьте этот участок в список.

Вороша носком туфли горку пепла, я размышлял над услышанным. Валявшиеся повсюду вещи были неузнаваемы. Среди пепла я разглядел причудливо искривленные металлические предметы. Возможно, когда-то это были резцы или лезвия топора, но огненная алхимия лишила их и формы, и полезности. Тут и там виднелись застывшие капли расплавленного свинца. Я даже заметил осколок фарфоровой чашки, — похоже, что хозяйка этого дома любила роскошь.

Эдвард Олдерли сплюнул, едва не попав мне на туфлю.

— Расходы даже представить страшно, сэр.

Его отец уставился на развалины:

— Тут уж ничего не поделаешь. — Господин Олдерли почесал лоб, запустив под парик длинные пальцы. — Однако могло быть и хуже. Другие оказались в той же ситуации, но в отличие от нас они не в состоянии справиться со столь тяжким бременем. — Он криво усмехнулся. — А значит, эти люди захотят избавиться от своих владений и связанной с ними ответственности, продав свое имущество по умеренной цене. Надо будет навести справки.

Понимая, что у меня нет причин задерживаться, я попросил разрешения откланяться.

Но Эдвард взял меня за локоть:

— Стойте. Где здесь таверна?

— Не знаю, сэр. На Чипсайде есть пивные ларьки. Но вряд ли вы отыщете таверну ближе Смитфилда или Мургейта.

— Черт побери!

— Незачем ходить по тавернам, Эдвард, — произнес его отец тоном, не допускающим возражений. — Пообедаем дома. Идем. Если желаешь, возле Ладгейта можно сесть в наемный экипаж, но пешком мы доберемся быстрее.

Я поклонился. Перед уходом господин Олдерли кивнул мне. Его сын и мажордом даже не взглянули в мою сторону.

В Савое мне сразу бросилось в глаза что-то красное. На фоне закопченной каменной стены на углу переулка, ведущего к дому Ньюкомбов, цвет казался особенно ярким и наводил на мысль о крови. Я быстро зашагал в ту сторону, по пути обдумывая все, что узнал на Боу-лейн, а в животе у меня между тем урчало от голода.

Я шел к углу, и звук моих шагов отражался от высоких оград по обе стороны улицы — эхо, как мяч, перелетало от одной стены к другой. Тут передо мной предстал солдат в форме королевской гвардии. Я на секунду забыл о своем голоде — на смену ему пришел страх.

Гвардейцы пришли за отцом.

Я бегом кинулся к дому.

— В чем дело? — громко спросил я. — Что происходит?

Солдат вскинул руку, останавливая меня.

— Мой отец болен, — затараторил я. — Клянусь, он не сделал ничего дурного. Спросите господина Уильямсона, заместителя милорда Арлингтона…

Тут подошел второй солдат, и я осекся, узнав лейтенанта Тёрло.

— Господин Марвуд? — спросил он таким официальным суровым тоном, будто видел меня впервые, хотя три недели назад, когда мы на барже доставили тело Джеремайи Снейда в Скотленд-Ярд, мы, как мне казалось, расстались добрыми приятелями.

— Сэр, вы хотите забрать моего отца? — спросил я. — Батюшка нездоров, сжальтесь…

— Нет, сэр. — Тёрло подозвал своих людей. — Я пришел за вами. Мне приказано сопроводить вас в Уайтхолл. Немедленно.

Глава 35

— Я арестован? — уже в который раз спросил я.

Тёрло даже не повернул головы. Однако он наконец-то мне ответил:

— Не имею права сообщать подробности.

— Если я не под арестом, почему позади нас стоят гвардейцы? И почему меня сопровождаете вы?

Казалось, Тёрло не расслышал. Однако он по-прежнему не смотрел в мою сторону.

Баржа ждала нас у Сомерсетской лестницы. Мы с ним уселись под навесом на корме, по обе стороны от нас стояли солдаты. Я оставил батюшку в слезах. Он не сомневался, что меня отправят в Тауэр и в земной жизни мы с ним больше не свидимся.

Течение благоприятствовало нам, и до Уайтхолла мы доплыли всего за десять минут. Я думал, что мы причалим к общей лестнице возле дворца, но мы поднялись выше по течению, к Собственной лестнице. Возле нее теснилось много лодок, одни пассажиры сходили, другие поднимались на борт. Но нам не пришлось ждать своей очереди: нам тут же указали на другую сторону лестницы, баржа подплыла к ней, и там мы высадились сразу.

Нас ждал слуга. Поднимаясь по лестнице, они с Тёрло о чем-то шептались. Двое солдат остались на барже, перекидываясь шутками с лодочниками, будто ничего особенного не происходило.

Вместе со слугой Тёрло провел меня через лабиринт из коридоров и покоев — старинные комнаты были тесны, а новые величественны и обставлены по последней моде — в маленькое помещение на первом этаже. Там стоял стол, два табурета и стул. Создавалось впечатление, будто мебель в комнате не меняли со времен деда короля. В камине горел огонь.

— Ждите, — приказал Тёрло.

Он обернулся. Слуга уже ушел. В первый раз Тёрло посмотрел мне прямо в лицо.

— Не знаю, арестуют вас или нет, сэр, — вполголоса произнес он. — Но мне дали строгий приказ доставить вас сюда со всей возможной поспешностью и предупредили, чтобы я не разговаривал с вами сам и следил, чтобы вы ни с кем не говорили.

Тёрло кивнул мне и вышел из комнаты. В замке повернулся ключ. Я осмотрел свою тюрьму. Много времени это не заняло: комната была три шага в длину и четыре в ширину. Через стекла маленького окошка в свинцовом переплете мощеный двор внизу представал в искаженном виде. Я различил только каменные плиты, заляпанные птичьим пометом, — неба отсюда было не видно.

Я сел за стол. На меня