случаев, связанных с образованием или здравоохранением. Крестьяне выплачивают натурой процент от урожая талибам, которые затем используют полученное для своих местных нужд. Даже предприятия, работающие на афганское правительство или на проекты, финансируемые Западом, обязаны платить налоги талибам.

Но на практике большая часть местных доходов, поступающих талибам, является результатом торговли наркотиками. Частично это налоги, но в основном деньги, которые контрабандисты передают талибам, чтобы те обеспечили их защиту, а иногда и ослабили в определенных районах присутствие правительства.

Как и в любой налоговой системе, предотвращение массовой утечки средств на пути снизу, где они собираются, наверх всегда было проблемой и для талибов, и для правительства. В то время как внешнее финансирование, как правило, поступает непосредственно руководству и, в частности, финансовой комиссии, налоги, прежде чем попасть в финансовую комиссию, по нескольку раз переходят из рук в руки. Взносы, согласованные за закрытыми дверями между контрабандистами наркотиков и талибами, скорее всего, будут, по крайней мере частично, присвоены, поскольку их суммы не могут быть оценены финансовой комиссией, и потому утечку трудно оценить. Источники «Талибана» в финансовой комиссии уже давно сообщают о хищении средств на всех уровнях его структуры. На практике большая часть взносов, собранных движением «Талибан», не поступает в казну центральной организации. Часть наличных денег может быть использована командирами и лидерами талибов для финансирования своих собственных групп или фронтов, в то время как некоторые другие могут быть просто присвоены в личных целях. Ахтар Мохаммад Мансур подвергся широкой критике со стороны талибов за свои «инвестиции» в Дубае, которые разведка ISAF оценила перед его смертью в 2 млрд долларов. Очевидно, что это не были сбережения, оставшиеся от его зарплаты в качестве заместителя, а затем преемника Эмира аль-муминина.

Каковы цели повстанческого движения? Возможны ли переговоры или политическое урегулирование?

У талибов сегодня нет единой цели, и, возможно, никогда ее и не было. Их полицентричный характер усилился по мере расширения движения и включения в него новых сетей, таких как вышеупомянутые группы «Хизб-и ислами» на востоке и бывшие моджахеды на западе и на севере. Они также начали набор в свои ряды в государственных школах, вместо того чтобы сосредоточиться на религиозных семинариях (медресе). По мере того как движение «Талибан» становилось все более разнородным, менялись взгляды, представления и цели внутри него.

В результате у талибов нет четкого представления о том, как должно выглядеть мирное урегулирование, за исключением того, что им нужны вывод иностранных войск, внедрение ислама в институты Афганистана, а также некоторая форма разделения власти и ресурсы, чтобы позволить им на равных конкурировать с другими политическими группами.

Большинство политических лидеров движения «Талибан» (тех, кто заседает в Рахбари шура), как правило, благосклонно относится к переговорам о примирении, хотя характер такого примирения, возможно, не будет похож на то, чего стремятся достичь политики США или правительство Афганистана. Политические лидеры кровно заинтересованы в стремлении к примирению, потому что без него единственно возможными результатами сложившейся ситуации являются распад афганского государства, поражение талибов или их военная победа. Ни один из этих вариантов не является для политических лидеров талибов привлекательным, даже третий, потому что для его достижения им пришлось бы наделить чрезвычайными полномочиями некоторых из наиболее способных военных деятелей талибов, таких как Абдул Каюм Закир, Кари Барьял или Сираджуддин Хаккани. Эти люди в прошлом уже демонстрировали свои бонапартистские наклонности, и политические лидеры справедливо боятся, что в случае военной победы талибский покоритель Кабула придет к власти и маргинализирует своих менее удачливых собратьев. Эти опасения только усилились, когда мулла Омар, чья личная легитимность никогда не подвергалась в рядах талибов сомнению, заболел и, в конце концов, в 2013 году умер.

С другой стороны, военные лидеры кровно заинтересованы в том, чтобы противодействовать примирению, чем и занимался Закир, когда возглавлял Центральную военную комиссию «Талибана». Характерно, что взгляды Закира смягчились после того, как его сняли с занимаемого поста. После его ухода политическое руководство Кветтской шуры попыталось сделать так, чтобы человек, отвечающий за военную структуру талибов (что также означает ответственность за основную часть их бюджета), не был слишком способным или харизматичным.

На практике, однако, удержать харизматичных военачальников подальше от места водителя военной машины под названием «Талибан» было непросто. После того, как летом и осенью 2015 г. усилия Ахтара Мансура начать переговоры с президентом Гани провалились, Кветтская шура под давлением Пакистана решила возобновить военные операции весной 2016 г. Чтобы подготовиться к этому, заместителю Мансура Сираджуддину Хаккани были предоставлены широкие полномочия по надзору за кампаниями талибов по захвату городов Афганистана. В течение нескольких месяцев Мансур так боялся захвата власти Сираджуддином, что искал убежища в Иране и вел переговоры о возобновлении иранской поддержки, чтобы уравновесить власть Сираджуддина (финансируемого саудовцами и Пакистанцами). После убийства Мансура американцами, последовавшего за его возвращением из Ирана в мае 2016 г., Сираджуддин продолжал концентрировать огромную власть в военной структуре Кветтской шуры, пока весной 2018 года его не освободили от занимаемой должности.

Таким образом, «джихадизм» военных лидеров талибов можно охарактеризовать как вдохновляемый их личными интересами. Это их путь к власти, подобным образом путем к власти политических лидеров являются переговоры. Дилемма политических лидеров заключается в том, что, если они маргинализируют наиболее способных (и опасных) военачальников, они обеспечат себе власть внутри «Талибана», но также потеряют военные рычаги, требующиеся для того, чтобы заставить США и Кабул пойти на уступки, необходимые для мирного урегулирования. Если же наделить чрезвычайными полномочиями военных командиров, то это может обернуться для политического руководства потерей контроля над талибами. Закир пытался оттеснить Мансура с вершины власти в Кветтской шуре в 2010–2014 гг. (когда Мансур был заместителем ее главы, но фактически лидером, потому что Омар сначала заболел, а затем умер). Следовательно, в «Талибане» существовала постоянная практика назначения, а затем снятия с поста харизматичных военачальников: Закира отстраняли от руководства дважды, во второй раз навсегда. Когда в 2007 г. был убит тогдашний военный лидер Дадулла, его последователи заподозрили в причастности к его смерти политического лидера муллу Барадара, поскольку отстранение Дадуллы было невозможно из-за власти, которой тот обладал.

Вместе с тем, стремясь создать военную организацию, способную противостоять американским вооруженным силам, талибы для усиления мотивации боевиков широко использовали и продолжают использовать идеологическую обработку. Это вполне может закончиться тем, что их мобильные подразделения, о которых говорилось ранее, станут препятствием для примирения из-за своей все более сильной приверженности к джихаду. Справиться с ней, вероятно, будет намного сложнее, чем устранить не поддающегося контролю военного лидера.

Талибы заявляют, что их целью является вывод всех иностранных