Суббота, 4 мая

Прошло уже почти полтора месяца, но я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что какашки восьмимесячного Уильяма теперь больше похожи на взрослые. Да, они мягкие, но похожие на полено.

Я видел много странных вещей, но это одна из самых странных.

Вторник, 7 мая

После тихих выходных я снова вернулся на работу. Предполагается, что консультации по поводу лекарств должны быть быстрыми и четкими. Пациент заходит. Вы узнаете, какие препараты он принимает, а затем спрашиваете, насколько они подходят пациенту и есть ли побочные эффекты. Что самое важное, вы узнаете, эффективны ли они. Все это должно напоминать фармакологическое торжество в честь прошлых попыток взять заболевание под контроль. Если что-то идет не так, у вас есть возможность сменить препарат или изменить его дозировку, чтобы добиться своей цели. Все просто.

Просто, если вы не миссис Войчик, полячка, давно проживающая в Великобритании. Сегодня она явно пришла проверить меня. У меня возникает знакомое чувство, что я тону. Миссис Войчик роется в сумке и достает толстый и тяжелый конверт формата А4 и компакт-диск. Диск — это красный флаг: обычно на нем хранятся радиологические снимки, например результаты компьютерной томографии, при которой делается множество рентгеновских снимков, чтобы во всех подробностях увидеть обследуемую область тела. Пациенты ошибочно полагают, что я могу засунуть диск в компьютер и расшифровать снимки, словно это так же просто, как открыть электронное письмо.

Обычно я этого не делаю по двум причинам. Во-первых, я уже не учусь в медицинской школе, и у меня нет времени расшифровывать черные зернистые снимки, слушая крики хирурга-психопата. Вместо этого я могу просто прочитать отчет радиолога. Во-вторых, программное обеспечение, позволяющее открыть диск со сложными радиологическими снимками, не универсально, и оно точно не установлено на моем престарелом компьютере, которому не всегда хватает силы и памяти сохранить документ Word, прежде чем выключиться. Однако я, будучи человеком мягкосердечным, с улыбкой беру конверт и диск и говорю: «О, прекрасно!» На самом деле я вовсе так не думаю.

Оказалось, что миссис Войчик надоело ждать консультации пульмонолога из государственной клиники, к которому она ходит каждые полгода по поводу своего хронического заболевания легких, и, должен отметить, врач прекрасно справляется. Когда она гостила у родственников в Польше, то решила обратиться к частному пульмонологу, который, естественно, заменил абсолютно все лекарства и написал клинические письма на польском.

Я отрываю глаза от писем, в которых я ни слова не понимаю, и удивленно смотрю на миссис Войчик. Она произносит для меня примерный перевод. Я улыбаюсь. Как мило. И объясняю, что примерный перевод здесь не подходит. В тот же момент температура в комнате падает, а улыбка исчезает с лица пациентки. Она выпрямляет спину, демонстируя явный признак недовольства.

Сейчас послеобеденное время, и кофеин подействовал на рецепторы в моем мозге. Я бодр, значит, можно начинать сражение! Я объясняю, что не могу просто изменить все препараты, которые тщательно подбирал ее постоянный пульмонолог, прежде чем ей просто надоело ждать консультации.

Это же государственная медицина, и ожидание — ее второе имя!

Я пристально смотрю на нее. Мне сложно сдерживать раздражение. Я не согласен с «одноразовым» вкладом частных или заграничных врачей (особенно когда я не могу прочесть их клинические письма), которые лупят Национальную службу здравоохранения кожаным ремнем с металлическими шипами. Какой-то зарубежный врач, к которому обращались всего раз, велит ей прыгать, а она спрашивает: «Как высоко?» Пациентка выглядит рассерженной. Это нормально, ведь мы не можем ублажать абсолютно каждого пациента. Если бы я это делал, то мне бы пришлось давать каждому то, что он хочет, а не что ему нужно.

Я аккуратно убираю бумаги и компакт-диск в коричневый конверт А4 и постукиваю по нему, чтобы нарушить неловкую тишину, а потом возвращаю его пациентке. Она в ярости. К счастью для меня, она вежлива, и я знаю, что она не станет устраивать скандал, даже если ей хочется это сделать. Я же не хочу настраивать ее против себя, но мне нужно, чтобы она меня поняла. Поэтому объясняю, что польский специалист должен прислать мне английский перевод клинических писем, который я перешлю пульмонологу, чтобы тот решил, целесообразно ли принимать данные препараты и можно ли их приобрести в Великобритании. Разумеется, если миссис Войчик это не устраивает, она может обратиться к другому терапевту.

Я выложил все карты на стол.

Уходя, она уже не улыбается. Я не могу дать каждому то, что он хочет, ведь я не Дед Мороз!

Среда, 8 мая

Усталые и растрепанные. Не знающие, день сейчас или ночь. Сомневающиеся, что теперь это вообще имеет значение. Даррен и Дженна вернулись, но на сей раз в качестве новоиспеченных родителей. Я улыбаюсь, стоя в дверном проеме, когда они заворачивают за угол с коляской, в которой лежит их драгоценный груз. Скоро на коляске появятся пятна от рвоты, молока и, разумеется, дерьма. Помню, что в первое время после рождения Уильяма мы с Элис тщательно следили за чистотой коляски и сразу оттирали каждое пятнышко. Теперь это гоночный автомобиль Уильяма.

Царапины. Грязь. Кровь. На ней теперь все почетные знаки.

Они устало улыбаются, когда заходят, а я заглядываю в коляску. Там все розовое.

«Привет, Нэнси! Приятно познакомиться», — шепчу я крепко спящей девочке. Укутанной, защищенной и любимой. Хотя это очень особенное время для Даррена и Дженны, я выпрямляюсь и спрашиваю их: «Это утомительно, не так ли?» Они кивают, тоже устало. Нэнси сейчас восемь недель, я осмотрю ее с головы до ног и обсужу с родителями все, что может их беспокоить. Я люблю такие консультации, потому что мне очень приятно наконец встретиться с малышом, после того как я следил за здоровьем матери в течение беременности. Я был частью пути к родительству, пусть и очень маленькой. Это неизведанная территория, к которой невозможно подготовиться. Так можно слушать рассказы о свободном падении без парашюта, а потом самому попробовать прыгнуть.

Даррен и Дженна отвечаю на мой вопрос, как и 99 процентов остальных старательно лгущих молодых родителей. Они говорят: «Да, но все это так здорово». На самом деле они хотят сказать, что уход за новорожденным иногда может быть настоящим кошмаром. Отсутствие сна, постоянный страх причинить вред ребенку, нескончаемая стирка. Смена подгузников (несмотря на все усилия, дерьмо все равно оказывается везде; сегодня утром, например, металлические элементы ремешка моих часов сыграли роль вилки, начертив аккуратные линии на какашке Уильяма). А еще постоянные кормления ребенка. Добавьте сюда отношения между взрослыми. Секс — теперь просто слово, а не приятное времяпрепровождение. Ваша вторая половина становится кем-то другим: товарищем, сменщиком… Если не считать всего этого, быть родителем здорово!