Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы дома, – с облегчением сказал Дезмонд.
А внутри у меня ничего не изменилось, осталось мутно-тягучим, ведь слово «дом» – теперь только слово. Я из последних сил попыталась быть вежливой с вышедшим нам навстречу бородатым господином в синем, но ничего не вышло: посреди приветствий с тем, кого Дезмонд назвал наместником, ковры ушли у меня из-под ног.
* * *
Я пришла в себя на кровати в комнате поменьше. Приподнялась и сразу уткнулась в чёрные глаза Дезмонда. Меня стошнило. Он успел подставить таз. Затем подал платок и стакан воды.
– Ты как?
Я откинулась на подушки, липкая, неживая. Поморгала, пытаясь сфокусировать взгляд на резной панели. Тщетно.
– Вирус подхватил вирус… – проворочала языком, как восставший из комы. – Наверное, вырубилась на целый час.
– Три дня. Тебя трясёт уже три дня…
Он наклонился, вытер мокрым полотенцем мне лоб. Я повернула голову, встретилась взглядом с Дезмондом.
– Здесь нет слуг?
– Полный гарнизон. Чего ты хочешь, детка?
Я облизнула сухие губы. Во рту было отвратительно, в голове пусто. Дезмонд снова подсунул под нос стакан. Приподнял подушку и меня вместе с ней.
– Пей.
Я была так слаба, что матрас дал бы мне фору в бодрости. Но всё-таки глотнула.
– Зачем… ты сам?.. – я показала на стакан и полотенце пальцем. – Не доверяешь… ценный вирус… никому?
И с удивлением обнаружила, что он сидит в чёрном шёлковом халате и штанах, как в собственной спальне.
– Не доверяю невесту, – широко улыбнулся Дезмонд.
Я поморщилась, не в силах сейчас гладко лицемерить. Он будто не понял.
– Тошнит? Мда… Не переживай, дорогая, твоё состояние, увы, было предсказуемо. Чем дальше от точки попадания, тем сильнее откат. Другой воздух, перепады температур. Но ты привыкнешь, завтра-послезавтра уже скакать начнёшь и требовать пирожных.
– Фу…
– Хорошо, обойдёмся без них, – рассмеялся Дезмонд.
– Я отравилась…
– Тоже нельзя исключать. Была мыслишка, что тебя цапнула в джунглях ядовитая муха, – много тут водится гнусных тварей. Не только крупных, есть и мелочь. Однако твои показатели не подтвердили…
– … предательством и обманом, – договорила я.
– Обманом? – изогнул бровь Дезмонд.
– Я сама себя обманула, придумала, что всё хорошо, что так бывает… Но это проходит… – Я взялась ладонью за голову, чтобы в глазах не двоилось. – Иллюзии – тошнотворная гадость.
– Не те, что ты способна материализовать. Предрекаю тебе величие и легенды по пятам. Даже твои галлюцинации погоняли тут… хм… народ, – Дезмонд расцвёл. – Так что да, некоторые слуги теперь опасаются входить в твои покои. Зато страшно уважают. Я тобой горжусь.
– Галлюцинации? Не помню… А где хорец? – спросила я.
– Думаю, ждёт, пока ты о нём вспомнишь, – загадочно протянул Дезмонд и чуть склонил голову.
У меня в волосах что-то закопошилось, из-под них на плечо вынырнула милашная мордочка и ткнулась мне в руку.
– Хорец, – слабо улыбнулась я.
* * *
К ночи жар спал, и я заснула. На этот раз без снов. На следующее утро я смогла встать. Сквозь оконца под потолком проникали солнечные лучи. Меня потянуло к ним. Захотелось выяснить, что за стенами дворца. Пока я шла, придерживаясь то за один угол, то за другой, босыми ногами ступая по толстому шёлковому ковру, хорец прыгал по моей руке с плеча на роскошную мебель из красного дерева и обратно.
– Дорогая, может, всё-таки поешь? – как дьявол из табакерки, вынырнул из-за ширмы Дезмонд. Халат накинут на голый торс, штаны на бёдрах.
Я обернулась. Он тут спал?
– Мы же договаривались про «дорогую», «детку» и прочие непотребства… – пробормотала я.
Дезмонд осклабился, убирая упавшую на лоб рыжую прядь.
– Но ведь ты моя невеста, что подумают слуги?
– Не вижу тут ни одного из них. Кстати, расскажешь, чем конкретно я их распугала?
Лицо Дезмонда обрело выражение фокусника, который вот-вот вытащит из шляпы крокодила.
– А ты гораздо лучше выглядишь сегодня, чем вчера! – сказал он с улыбкой во весь рот вместо объяснений.
– Спасибо, но не томи. Я имею право знать размах собственного бреда.
– Разумеется, имеешь. Лучше присядь только. Итак, первых слуг из твоей комнаты спугнула группа вооружённых лаэров.
– Ой…
– Да, ты на фигню не разменивалась. Весь гарнизон был поднят по тревоге. Вот только незадача, – хохотнул Дезмонд. – Как только отряд быстрого реагирования рванул сражаться с врагами, прямо под красиво летящими лаэрами появились цветные барашки. Очень много цветных барашков: красных, зелёных, синих, жёлтых, оранжевых, фиолетовых… Я сам видел, не надо так глаза таращить.
Я хмыкнула. Дезмонд тоже.
– Барашки заполонили эту комнату, коридор, лестницу, хлынули на этаж ниже. А лаэрские лазутчики, не слушая приказ стражи сдаться, принялись скакать по барашкам. Вместо тех, кого развеивало выстрелами, появлялись новые. Навела ты шороху тут… Когда, наконец, доблестные стражи сообразили, что дело не во вражеской атаке, лаэры с барашками исчезли, и по замку помчались неизвестные науке драконы разных мастей, пауки и плюшевые медвежата с зубами, которым бы акула обзавидовалась. Пара служанок упали в обморок. Дочь наместника, моя милая кузина Тана, споткнулась, убегая от чудовища из плюша, и выбила зуб. Приезжие торговцы устроили свалку. Синяки, ушибы, оттоптанная гордость и одна вывихнутая лодыжка. Мне продолжать?
Я сглотнула.
– Было что-то ещё?..
– Самоходные повозки, жёлтые такие, с шашечками, – кивнул Дезмонд. – Стайка гегранов, шарахающая разрядами. Наводнение. От него я сам, если честно, обалдел. И ураган шариков с шипами, мрак меня разбери, если я знаю, что бы они значили…
– Вирус, – подсказала я. – Ковид, наверное. Меня теперь все ненавидят?
– О, зачем, милая Оля? – просиял Дезмонд. – Боятся, значит, уважают.
– Но ведь столько неприятностей из-за меня… Мне ужасно неловко.
– Могулы с почтением относятся к силе. Даже посудомойке не нужно было объяснять, что если девушка, приболев, способна устроить такой переполох, значит, когда она будет здорова, сможет доставить ещё больше неприятностей. – Дезмонд приблизился, заглядывая мне в глаза. – Теперь всем понятно: кому надо угождать и кого расстраивать не стоит. Мы не лаэры и лицемерием не страдаем. Уловила?
– Д-да…
– Эй, что за дрожащий голос? Исключи из ассортимента. Иначе все твои поклонники растеряются и впадут в печаль.
– Почему?