– Мне и так дев хватает. Зачем принуждать? – оскорблённо произнёс он и добавил с угрожающей ноткой в голосе: – Ещё что? Изволишь приказать объявить себя твоим личным рабом?

– То есть у вас и рабы тут есть? Ужас какой! Нет, рабом не надо, я против рабства. Я за свободу выбора. Поэтому предлагаю брачный контракт, заверенный у нотариуса или судьи, в общем, совершенно официально.

– Невозможно! – стал хмур, как туча Дезмонд.

– А ты сказал, что могу просить всё, что угодно. Обманул?

– Прихоти, вещи, украшения, а не условия, которые выходят за рамки! – рыкнул он.

– То есть ты планируешь лишить меня всех прав и быть вместе, пока смерть не разлучит нас? – рыкнула я в ответ. – Тогда я пас!

– Мы. Не. Заключаем. Брачные. Контракты! – процедил он.

– Вы – это кто?

– Могулы! Ты вообще понимаешь, что требуешь меня унизиться перед обществом?

– Я не требую унижения, но и сама унижений не потерплю!

– Тебя никто не унижает.

– Тебя тоже.

– Ты не понимаешь… – начал закипать он.

– Ты тоже не понимаешь, – отвернулась я. – Я не знаю ваших законов, но в ловушку больше попадать не собираюсь. Я и так уже по уши. И не хотелось бы тебя обижать, Дезмонд, ты красив, умён, обаятелен, находчив, сексуален, невероятно силён и вообще поражаешь воображение, потому что ты маг, но женой я твоей быть не хочу. Вид делать? Ладно. Но быть ею в самом деле? Нет!

– Ты пожалеешь об этом.

– Теперь ты мне угрожаешь? – Я вздёрнула подбородок.

Почему-то было не страшно. Я просто устала бояться, словно перешла черту: не могу больше и всё.

Дезмонд внезапно расслабился, будто сбросил одну маску и надел другую.

– Зачем мне угрожать? Предупреждаю. Что ты пожалеешь, если потом по-настоящему в меня влюбишься, а будет поздно.

– Я?!

Он чертовски обаятельно улыбнулся.

– Ты. Я ведь тебя до жути раздражаю, а это знаешь ли, первый шаг. У нас о браке говорят: «Выбери того, кто будет бесить тебя всю жизнь лучше других, и женись».

У меня брови на лоб взлетели от изумления.

– Бесить?! А как же любовь, верность, поддержка, доверие?

– Всё это побочные явления, – заявил вкрадчиво Дезмонд. – Если кто-то раздражает тебя, это знак, что он может тебя чему-то научить, что-то дать тебе новое. Это искра. А сексом можно заниматься с кем угодно и как угодно: воевать или делить постель с теми, с кем приятно. Кого что заводит.

– Какая чудная интерпретация! Я всё-таки предпочитаю верить в родственные души и настоящую любовь…

При этих словах я снова вспомнила о Лэйнаре. Как же больно о нём думать! Я замолчала на секунду, а потом взяла себя в руки и завершила по-деловому:

– А пока этого нет, и ты настаиваешь на браке, я готова выйти замуж за тебя фиктивно. Но своих условий не поменяю, и в своих правах не уступлю. Вы в принципе всегда можете притянуть с Земли ещё кого-нибудь, лысого лесоруба, например.

Во взгляде Дезмонда смешалось раздражение и любопытство. Хм, я тоже его бешу? Вот не надо этого, ещё влюбится! Странные они, могулы!

– Я тебя услышал, Оля, – натянуто проговорил Дезмонд. – Хорошо, я подумаю, какие варианты возможны.

И я почувствовала сладкое чувство победы, хоть пока ничего не добилась. Тотчас энергии стало больше, и в глазах просветлело.

* * *

В тот же день Дезмонд уехал, а вечером внезапно появилась Алкала, когда я решила поплавать в гордом одиночестве. Уже даже на это сил хватало.

– Привет, – сказала золотистая фея и прошлась по кромке бассейна на носочках, её крылышки чуть подрагивали.

– Алкала! Ты здесь! Я думала, ты меня оставила! – безумно обрадовалась я, выныривая из лазурной воды.

Вдохновение осмотрелось с неким недоверием и, никого не обнаружив, село напротив.

– А что было делать, если ты всё равно меня не слышала? Алкала полетала немного в новых землях, постучалась к одним, к другим. Напела там пару мыслей, там. Но не нравится мне Абринкар, все только о деньгах мечтают… Алкале стало скучно, и она вернулась.

– А почему я тебя не слышала?

– Ты упала духом, – ответило воображение. – Как ты можешь поймать дух, войти в него, если ты им упала?

– О… мне было тяжело… прости. Я пытаюсь выкарабкаться.

– Видишь? Ты говоришь, выкарабкаться. Значит, ты была в яме. Алкалу утянула за собой. Хорошо, что ты вернулась теперь.

– А я думала, это ты посылала мне галлюцинации и сны. Они весь дворец распугали, представляешь?

Воображение пожало плечом.

– Я таким не занимаюсь. Галлюцинации – это просто обрывки твоих мыслей, впечатлений и страхов. Перемешать и высыпать как попало. Зачем тут Алкале что-то делать? Я просто не стала тебе мешать: открыты дверцы, пусть будут открыты.

Я насторожилась.

– О каких дверцах ты говоришь?

– О тех, что выпускают из тебя образы наружу. Болтались так, что чуть не оторвало, пока ты бредила. Я только раз придержала, когда тебе конец света привиделся.

– То есть ты способна их закрыть, не выпускать мои образы? И ты молчала?

– А ты не спрашивала.

Я поперхнулась воздухом.

– Алкала… но ведь получается, ты можешь помочь мне прекратить это безобразие!

– Могу. Если ты создашь что-нибудь другое, чтобы Алкале было интересно.

И вдруг я вспомнила о том, что когда я варила шоколад Лэйнару, образы из меня тоже не вылетали, даже концентрации не потребовалось.

– Значит, загадка решена: чтобы не плеваться иллюзиями в пространство, надо просто что-то творить, так? – пробормотала я.

– Так. Напиши что-нибудь. Или если тебе надо наоборот, прекращай писать, и устраивай весёлую жизнь всем вокруг. Дух – это энергия. Энергия идёт через тебя либо туда, куда ты её направишь, либо взрывается и летит на все четыре стороны, если её не направлять. Может снести мозг или ударить внутри, в почку, к примеру.

– Боже, Алкала! А ларчик просто открывался!

– И закрывался, – с переливом колокольчиков рассмеялась Алкала. – Всё от тебя зависит.

Ура! Наконец-то! От меня! Надоело быть марионеткой!

Я запахнула халат и застучала ладонью о звонок на стене. Бумага! Мне нужна бумага! Я буду писать!

Обычно мне нужно представить сцену, увидеть её целиком, и потом я записываю её в файл. Но теперь я сидела, поджав ногу, над стопкой белых листов, и образы кружились вокруг меня: тёплая краснодарская осень с золотыми листьями на зелёной траве в Парке Галицкого; подростки, бегущие к бургерной, спасались от дождя; яркий зонт в гуще тёмных; запах кофе, и девушка в маленьком чёрном платье, а напротив байкер в косухе и бандане, тёртых джинсах, с дикой татуировкой на шее и пронзительно голубыми глазами. Они просто пили кофе и смотрели друг на друга: она в углу кафе под высоким с бахромой торшером; он – почти у выхода. Двери открывались и закрывались, звенел колокольчик, а они сидели. Заглядывали в картонные стаканы и вскидывали глаза вновь. А за окнами лил дождь всё сильнее, оставляя крупные капли на стёклах. Мимо неслись машины, троллейбусы взвивали бурные брызги из обычной лужи. В кафе было тепло и уютно: пара тыковок со свечами внутри, осенний букет с высушенными колосьями пшеницы, рябина на ветке, хризантемы, а рядом поздние груши. Алкала пристроилась на каминной полке, как игрушечная фея, и не мешала.