**Veni, vidi, vici (лат.) – Пришёл, увидел, победил (Гай Юлий Цезарь)

***Лауданум (лат. Laudanum) — опиумная настойка на спирту. В более широком смысле – лекарство, в состав которого входит опиум. Был особенно популярен у женщин в викторианскую эпоху как универсальное лекарственное, успокоительное и снотворное средство.

С 1840-х годов до начала XX века в Великобритании употребление наркотических веществ было чрезвычайно распространено. Некоторые исследователи связывают это с жесткими антиалкогольными законами, из-за которых опиум, считавшийся лекарственным средством, стоил дешевле, чем алкоголь. Средства с содержанием опиума считались универсальными лекарствами от множества болезней, распространялись свободно, стоили относительно недорого и рекомендовались даже детям. Наркотики использовались как средство от диареи, от бессонницы, для лечения нервных болезней, как доступное обезболивающее при всех видах боли и даже как средство от простуды. 

– Ай. – Тим взвыл. – Щиплет.

– Терпите, – ответили спокойно, а на лилового цвета скулу лёг слой коричневой мази, от которой сразу стало горячо.

– Вы издеваетесь? Прикажите лучше принести льда. Ева! – Тим крикнул в сторону коридора. – Тащи холодное полотенце!

– Не шумите. Я отослала Еву на кухню. Она готовит чай. А лёд надо было прикладывать сразу после драки – сейчас другие средства хороши.

Ещё немного мази легло на лицо Тима; в этот раз пыткам подверглась область вокруг губ.

– Здесь надо аккуратнее, – пробормотал Андервуд и затаил дыхание, наблюдая за Малестой, склонившейся над ним.

Обтянутый зелёным бархатом диван был в одночасье превращён в больничную койку. Пошитые специально для дивана две мягкие подушки с малиновками в кустах были сунуты одна под голову, другая – под ноги. Порванный на рукаве фрак был скинут прямо при входе в дом, и Джонатан быстро подхватил его и вместе с поломанной тростью унёс служанкам на починку.

Скачки в Аскоте для Андервудов закончились, едва успев начаться. На шум и крики сбежалась чуть ли ни половина ипподрома, включая жокеев и разносчиков еды. У одного из последних толпа даже перевернула поднос с шампанским, и гора хрусталя и игристого вина оказалась прямо на платье мадам Флатери, известной оперной певицы.

К тому времени, как Тима и Генри разняли, у первого уже было помято лицо и разорвана одежда, а у второго – разбиты очки. Именно последнее обстоятельство дало Тиму преимущество над соперником и позволило пару раз дать под зад и огреть локтем по спине. Став слепым, как крот, Генри растерялся, но к его счастью «разниматели» были уже близко, и терпеть боль и унижение пришлось недолго.

Однако хуже всего пришлось Джейкобу Андервуду. Всё то время, пока толпа пялилась на выпачканного в пыли и траве Тима, лорд Андервуд багровел от стыда и обливался потом. Попытки узнать причину драки ни к чему не привели: оба, Тим и Генри, молчали как рыбы, Малеста удивленно разводила руками, Кэтрин вообще дар речи потеряла и тоже почему-то краснела, а Фредерик Пикли был себе на уме, помалкивал, но хитро и многозначительно щурился.

После того, что случилось, Джейкоб Андервуд уже не мог оставаться в Аскоте. Ещё с утра он был рад пристальному вниманию, но только в тех случаях, когда оно было связано с его женой и потенциальными пожертвованиями в фонд. Теперь же он мечтал скорее покинуть скачки и пёструю, охочую до сплетен, публику, и надеялся, что о драке скоро забудут, а весь позор спишется на особенности поведения современной молодежи, совсем потерявшей стыд и позволяющей себе махать кулаками даже в присутствии монаршей особы.

– Уж как получится, – протянула Малеста, продолжая колдовать над синяками и ссадинами. Она занялась Тимом сразу, как вышла из экипажа и вошла в дом. – Не полезли бы на рожон – не пришлось бы сейчас закусывать губы.

– Но он сплетничал про вас. При этом нёс, сам не знал, что.

– Ну, смею предположить, что без вашего участия не обошлось. Вряд ли мистер Сандерс сам додумался до того, что затем наплёл на ухо мисс Пикли. Вы либо намекнули, либо подробно описали, только вот не удосужились добавить, что всё выдумали.

Малеста выдавала правду умело, вежливо и небольшими порциями. И столь точно подбирала слова, что Тим готов был сгореть от стыда прямо вместе с диваном, на котором лежал.

– Молчите? – спросила леди Андервуд, вытирая руки о влажную тряпочку, лежащую на подносе, на котором принесли лекарства и миску с водой. – Это хорошо, что молчите. Значит, в вас есть ещё что-то человеческое...

Платье нежно-голубого цвета зашуршало в сторону кресла. Там лежал уютный, клетчатый плед, подаренный матери Тима каким-то дальним родственником из Шотландии. Был тот родственник ещё жив или нет – никто не знал. С той поры, когда его видели последний раз, прошло много времени.

– Так будет теплее. – Малеста развернула плед и накрыла им Тима. – В соседних комнатах открыты настежь окна, но теперь сквозняк вам не страшен. Лежите, а я схожу на кухню и распоряжусь, чтобы нам приготовили хоть что-то на обед. Никто не ожидал, что мы вернёмся так быстро, поэтому на большую смену блюд не надейтесь. Да и вам с таким лицом вряд ли под силу будет есть что-то сложное. С бульоном хоть справьтесь.

Леди Андервуд была почти у самых дверей, когда Тим вдруг произнёс её имя.

– Да? Вы что-то хотели? Если вы о чае, то Ева принесёт с минуты на минуту.

– Простите, – раздалось в ответ. – Я виноват. Я знаю. А ещё я знаю, что вы читали моё письмо. То глупое письмо, которое я писал будучи сам не свой. Мерзавец Джонатан подсунул его вам.

– Вероятно, не такой он и мерзавец, раз сумел быстро разоблачить вас.

– Мерзавец. Будь он настоящим мужчиной, то вначале разобрался бы со мной, а не огорчал вас. Но я всё исправлю. И вы больше не будете из-за меня грустить. Обещаю, что к завтрашнему утру встану на ноги, поеду к сэру Пикли, Генри и Кэтрин и объясню всем, что слова мисс Пикли не имеют под собой никакого основания. Вы меня слышите? Вы вообще ещё здесь?

Превозмогая боль в шее, Тим повернул голову в сторону дверей, ведущих из кабинета в вестибюль. Малеста стояла всё там же, накручивала на палец развязавшуюся на платье тесьму и о чём-то думала.

– Как я вообще мог ляпнуть такое?! – продолжал корить себя Тим. При этом говорил он искренне, и фальши в голосе не улавливалось на капельки. – Что мог подумать мистер Пикли?! А если бы Кэтти не ляпнула по горячим следам? Если бы придержала на потом? Эта ложь могла бы разнестись по многим местам и, страшно представить, к каким последствиям могла бы привести.

– Полагаю, что мистер Пикли достаточно хорошо воспитан, чтобы сделать вид, что всё случившееся – неприятное недоразумение, забыть о словах, сказанных в мой адрес и простить вас за драку. Хотя с вашей стороны было весьма неблагоразумно в день знакомства с будущим тестем и невестой предстать перед ними в облике драчуна и хама.