– Хочешь, я его открою? – предложил я как можно мягче.

Элли вынула конверт из ящичка, немного подумала, потом отрицательно покачала головой. На конверте не было никаких надписей – только дата, нанесенная черным маркером. Тринадцать лет назад.

Прижав конверт к груди, Элли слегка поежилась. Вид у нее был нерешительный, почти испуганный. За все время нашего знакомства в ее броне впервые появилась небольшая трещинка.

– Время у нас есть, – проговорил я, снова садясь на прежнее место.

Элли положила конверт на колени. Осторожно коснулась рукой. Погладила кончиками пальцев черные цифры. Наконец подняла голову и посмотрела на меня.

– Потом.

– Ты уверена?

Элли кивнула.

Сдав ключ администраторше, мы вышли из банка и отправились на причал. «Китобой» слегка покачивался на волнах, словно звал меня. Судя по выражению лица Элли, она понятия не имела, как быть дальше. Наконец, сделав над собой усилие, она сняла с запястья мои часы и, не давая себе опомниться, протянула их мне. Мол, я честно выполнил свою часть сделки и теперь мы можем расстаться.

– Спасибо, – проговорила Элли, не глядя на меня.

Скажу сразу: отпускать ее я не собирался, но не мог же я сказать ей об этом прямо! Нужно было устроить все так, чтобы эта идея сама пришла ей в голову.

– Погоди. Давай я отвезу тебя в аэропорт, а там – куплю билет на самолет и… Хочешь, полетишь обратно в школу, хочешь – еще куда-нибудь. – Я кивком показал на конверт у нее в руках.

Летта кивнула в знак того, что поддерживает мое предложение, а Элли… Элли задумалась. Я подозревал, что у нее осталось не слишком много денег, поэтому мой вариант ей понравился. Прижимая конверт скрещенными руками к груди, она посмотрела куда-то на запад, потом – на мою лодку и, наконец, на меня. Затем Элли кивнула и, поднявшись на «Китобой», заняла привычное место на кормовом диванчике.

Я отвязал швартовы и, продолжая следовать своему плану, взял курс на юг, стараясь не обращать внимания на пробегавший по моей спине холодок.

В течение следующего часа я держал обороты двигателя на тысяче-полутора. На юге Флориды живет немало богатых и влиятельных людей, которые, в конце концов, вынудили местные власти объявить бо́льшую часть проходящего мимо их особняков Берегового канала зоной тихого хода. В этой зоне запрещается движение катеров с большой скоростью, поэтому те, кому хочется погонять с ветерком, предпочитают делать это в Атлантике, где нет таких строгих ограничений. Вообще-то, в этом запрете был определенный смысл, и не только из-за шума. Если бы по Каналу во всех направлениях носились огромные катера, способные двигаться со скоростью больше ста миль в час, дети, которые вышли на воду покататься на гидроциклах, гибли бы здесь десятками. Нет, все было правильно: хочешь гонять – делай это в океане.

Сейчас, однако, мы тащились по Каналу со скоростью улитки. Так мы прошли Лейкуорт, оставив по левому борту одноименный пролив и остров Пинат, нырнули под мост бульвара Блу Херон и оказались в той части озера Уорт-лагун, где с левой стороны от нас тянулся мелководный «Отливный бар». Глубины здесь было буквально по щиколотку, что представляло опасность для катеров вроде моего. В выходные этот песчаный нанос площадью всего-то в пол квадратной мили буквально кишит отдыхающими и купающимися, но сейчас он был почти пуст. «Отливным баром» местные жители прозвали его потому, что во время отлива они нередко отправлялись туда пить и хвастаться друг перед другом своими дорогими игрушками – живыми, смоделированными с помощью фитнеса или силикона, покупными или моторизованными.

Мы прошли порт Палм-бич и вскоре увидели впереди длинную вереницу сверкающих на солнце автомобилей, медленно двигавшихся по Мемориальному мосту Флаглера и магистрали А1А. С левой стороны от нас расстилался, наверное, самый дорогой на планете район частных вилл и резиденций. Именно здесь находятся курорты «Брейкерс», «Мар-а-Лаго»[31] и другие. Жили там люди серьезные, которые, понятно, и настроены были серьезно. На этом вытянутом вдоль побережья участке имеется своя полиция, действуют свои особые ограничения скорости и так далее. Неухоженных садов и лужаек вы здесь не увидите, если только не заедете слишком далеко на север. Ландшафтные компании буквально сражаются за уникальный шанс выдергивать лишние травинки вручную.

Проскочив под мостом Ройал-Парк и оставив по правому борту Атлантический университет Палм-бич, мы увидели слева остров Эверглейдс-айленд – небольшой насыпной остров, соединенный с Палм-бич мостом. Единственная дорога идет вдоль острова с севера на юг, разрезая его на две примерно равные половинки. По обеим сторонам от этой дороги стоят огромные особняки – на всем острове их не больше пяти десятков. Подобная ситуация уникальна даже для этих мест: эксклюзивные частные дома объединены в закрытый для посторонних коттеджный поселок, находящийся на острове, который соединяет с другим островом единственный мост.

Гугл-карта привела меня к массивному особняку на южной оконечности острова Эверглейдс-айленд. Здесь я развернулся на сто восемьдесят градусов и пристал к пустынному, неосвещенному и неприветливому капитальному причалу с эллингом, рассчитанным на яхту длиной от восьмидесяти до ста футов. От причала отходило несколько небольших пирсов для посыльных и служебных судов, но они тоже пустовали.

Как только я выбрался на причал, тут же включились сенсорные светильники, хотя до вечера было еще далеко. Утопленные в землю, они подсвечивали вымощенную мрамором дорожку, ведущую к особняку площадью, наверное, в пятнадцать тысяч квадратных футов, который казался еще больше из-за широко раскинувшихся левого и правого крыла – каждый площадью по две или три тысячи футов. Дом был окружен десятифутовой стеной, увитой какими-то цветущими лианами и увенчанной как минимум полусотней камер видеонаблюдения.

Лужайка перед особняком была сплошь усеяна пустыми бутылками из-под виски, вина и пива, которые сверкали на солнце подобно рубинам, изумрудам и алмазам. Когда-то безупречно подстриженная и ухоженная трава была безжалостно вытоптана, словно здесь металось в испуге целое стадо овец, зачем-то обутых в туфли на каблуках. Кусты экзотических пород и живые изгороди были обломаны, а местами даже вырваны с корнем. Около десятка розовых кустов кто-то методично сломал у самой земли, действуя, по всей видимости, клюшкой для гольфа. Откуда я это знал?.. Все очень просто: кто-то высыпал на краю лужайки целую корзину таких клюшек, и теперь они, поломанные и погнутые, валялись среди мертвых, обезглавленных роз, словно рассыпанные зубочистки.

В центре лужайки чернело огромное кострище, по краям которого валялись полусгоревшие, обугленные деревяшки и всякий мусор. На дне бассейна я увидел несколько сброшенных с пьедесталов мраморных статуй, изображавших обнаженных женщин: когда-то они, вероятно, выглядели очень эротично, но в зеленоватой воде статуи смотрелись странно – особенно в окружении куч разнокалиберного затонувшего мусора. На поверхности, словно детские автомобильчики из аттракциона «Сталкивающиеся машинки», кружились четыре пустых пивных бочонка. Во всяком случае, я решил, что они должны быть пустыми, поскольку в воде они сидели неглубоко. В самой глубокой части бассейна (судя по разметке на одной из стенок, там было ровно двенадцать футов), я увидел что-то похожее на мотоцикл БМВ.