Но у этой девочки не было четырех минут. К этому времени мы уже вышли на лужайку, и я, повернувшись к Элли, показал на причал, где покачивался «Китобой».

– В туалете, где ты пряталась, есть большая красная сумка. Ты использовала ее вместо подушки. Принеси ее сюда.

Элли бросилась к лодке. Через несколько секунд она вернулась с моей медицинской сумкой, и я, запустив руку внутрь, сразу нашел то, что мне было нужно: назальный спрей и шприц-тюбик. Оба средства содержали налоксон – эффективный ингибитор опиоидов. Я по разу прыснул девушке в каждую ноздрю, потом сделал укол. К этому времени пульс уже не прощупывался, и я открыл футляр автоматического дефибриллятора. Велев Летте и Элли отойти подальше, я прижал электроды к груди девушки и дал импульс. Тело девушки изогнулось, подскочив чуть не на фут вверх, и я перешел к искусственному дыханию, чередуя его с непрямым массажем сердца. Никакого результата, и я снова взялся за дефибриллятор, потом повторил массаж и искусственное дыхание, но только после третьего импульса ресницы девушки дрогнули, а в артерии появился слабый пульс.

Некоторое время спустя ее снова стало тошнить. Девушка все еще была без сознания, поэтому я уложил ее на траве на бок и попытался очистить пальцем дыхательные пути, чтобы она не захлебнулась содержимым собственного желудка. Издалека донесся вой сирены и почти одновременно – характерный рокот вертолетного винта. Помощь была близка, но я все еще не был уверен, что все закончится хорошо. Пожалуй, еще никогда в жизни я не видел такого сильного отравления алкоголем и наркотиками. Не исключено, что мозг девушки необратимо поврежден, а это означало, что она пролежит в коме до конца своей жизни, но сейчас мне было некогда гадать. Свободного места для посадки вертолета было не очень много, а я хотел, чтобы пилот не слишком долго выбирал место, куда лучше посадить свою «стрекозу».

– Идите пока в дом, – велел я Элли и Летте.

К счастью, вертолет был не слишком большим и садился он на вертолетную площадку за эллингом. Снова подняв девушку на руки, я сделал несколько шагов в ту сторону. Винт вертолета поднял целый вихрь мусора и пыли, но он быстро осел, и, прежде чем санитары выскочили из вертолета, чтобы осмотреть девушку, я был уже возле задней дверцы и даже успел положить девушку на носилки, которые санитары вытащили лишь наполовину.

Слушая мой рассказ, один из санитаров пристально наблюдал за состоянием девушки, а его напарница, поднявшись в салон, начала проводить необходимые процедуры. Я говорил не дольше пятнадцати секунд, но за это время она успела поставить девушке капельницу, сделать укол в сердце и ввести в трахею трубку кислородного аппарата. Спустя тридцать секунд вертолет уже взмыл вверх и исчез за крышами домов, а ко мне подошла Летта – подошла, повисла у меня на руке и прижалась к плечу. Она ничего не сказала, но в ее глазах застыл невысказанный вопрос.

– Я не знаю… – я покачал головой. – Быть может, мы снова опоздали.

Между тем со стороны Айленд-драйв к особняку подъехали «скорая» и машина шерифской службы – это я определил по завыванию сирен, но ворота, ведущие на территорию, оказались заперты. Это были очень хорошие и крепкие ворота. Пока помощники шерифа пытались их открыть, я задумался над тем, как поступить. Я знал, что шерифская служба потребует, чтобы мы сделали заявление, но никакого заявления я делать не хотел. Для этого у нас просто не было времени, поэтому я повернулся к Летте и Элли.

– В лодку! Быстро!

Они поняли меня с полуслова. Промчавшись по мраморной дорожке к причалу, мы прыгнули в «Китобой» и отчалили. Я отошел от причала задним ходом, потом переключил передачу и дал газ. К тому времени, когда сотрудники шерифа пробились через ворота на задний двор, мы уже неслись обратно к Каналу. Один из заместителей шерифа – крепкий парень в бронежилете и защитных очках – подбежал к самому берегу и крикнул, чтобы я немедленно остановился, но я лишь прибавил скорость. Еще через несколько секунд мы пропали из виду.

Как только мы оказались на открытой воде, подальше от Эверглейдс-айленд, я сразу позвонил в Колорадо. Боунз ответил на втором звонке. Я рассказал ему о последних событиях и попросил позвонить в местный офис шерифа и объяснить, кто я такой и что власти смогут застать меня в больнице, если им нужны мои показания. Кроме того, мне нужен был адрес больницы, куда забрали найденную нами девушку, а также вся информация о ней самой. Я собирался задать ей несколько вопросов – если, конечно, она выживет.

Наконец я дал отбой и повернулся к Летте и Элли, которые, обнявшись, сидели на кормовом диванчике. Они молчали, и лица у них были потрясенные. Сначала я не придал этому значения – на их месте любой бы растерялся, хотя в особняке они вели себя достаточно храбро. Должно быть, на них подействовал финал нашей операции, когда мы вытащили из особняка полумертвую от наркотиков и алкоголя девушку. Впрочем, приглядевшись, я заметил, что Летта неотрывно глядит на тонкую серебряную цепочку, обмотанную вокруг ее пальцев. С цепочки свешивался какой-то брелок или медальон, который так ярко блестел на солнце, что я никак не мог разглядеть, что это такое. Пальцы у Летты тряслись, да и сама она дрожала, как в лихорадке. Судя по тому, как побледнели ее губы, она каждую минуту могла потерять сознание. Я машинально шагнул к ней и только тут разглядел медальон у нее в руках. Это был тот самый иерусалимский крест, который я видел на груди Энжел, когда разговаривал с ней в часовне у себя на острове.

– Где ты его нашла?

Из последних сил сдерживая слезы, Летта обернулась, чтобы посмотреть вслед давно исчезнувшему из виду вертолету.

– Он был у этой девушки в руке.

Я решил больше ничего не говорить и вернулся к штурвалу. Какое-то время спустя я почувствовал, что сзади ко мне подошла Элли. Одной рукой она держалась за крышу консоли, в другой сжимала конверт.

– Эта девушка… она будет жить?

Я покачал головой:

– Не знаю.

Элли почесала нос.

– А что вы ей вкололи?

– Это средство называется наркан или налоксон. Если человек употребляет героин, гидрокодон или другие опиаты, наркотик воздействует на рецепторы его мозга, притупляя боль, замедляя дыхание, успокаивая… В случае передозировки человек может успокоиться навсегда, потому что просто перестанет дышать. То есть сначала он потеряет сознание от нехватки кислорода, а потом… Налоксон является антидотом, он не дает наркотику воздействовать на соответствующие рецепторы, в результате чего они возобновляют свою нормальную работу.

– А это? – Элли показала на дефибриллятор.

– У нее остановилось сердце. С помощью мощного электрического разряда мне удалось его снова запустить… ну… примерно как с помощью постороннего источника тока запускают автомобиль, у которого сел аккумулятор.

Лицо Элли стало очень серьезным.

– И вы всегда возите с собой… такие лекарства и приборы?

Я пожал плечами: