Не успела Серафима Юрьевна договорить свою ностальгическую сентенцию, как из коридора послышались возмущенные голоса.

— Нет, это просто уже ни в какие ворота не лезет! — раздалось за дверью гримерной. — Наглость в последней степени!

— Да, если бы сейчас репетировал Берестов, с ним бы так поступить не посмели. Просто зла не хватает на этих…

Дверь распахнулась, и в гримерку широким нервным шагом вошла высокая дама в длинном платье, какие носили дворянки на излете XIX века, и в буклях.

— А, Симочка, вот ты где! — увидев сидящую на стуле Серафиму Юрьевну, проговорила она. — А мы удивляемся, где же наша защитница…

Тут взгляд ее переместился на диван, с которого вежливо приподнялся полковник, чтобы поприветствовать даму.

— А, ты не одна… Вы, кажется, беседовали… мы, наверное, помешали…

— Свинство, настоящее свинство! — вновь донеслось из коридора, и в дверном проеме показалась еще одна дама в сценическом костюме.

— Постой, Инга, — остановила ее дама в буклях. — Мы здесь некстати. Видишь, люди общаются.

— Ничего, ничего, Лидочка, мы уже почти закончили, — поспешила успокоить актрис Серафима Юрьевна. — Мы ведь закончили, правда? — вопросительно взглянула она на Гурова.

— Да… в целом…

— А что случилось, девочки? Почему вы так расстроены? И репетиция… Вы что, уже закончили? Кажется, времени еще… — Помощница режиссера взглянула на часы, а затем перевела вопросительны взгляд на даму в буклях.

— Ах, Симочка, ты не представляешь себе… просто немыслимо, что они творят! Никакого уважения!

Не обращая внимания на присутствие полковника, дамы начали эмоциональный обмен мнениями, и вскоре Гуров понял, чем были вызваны их возмущенные возгласы.

Оказалось, что в то время, когда он беседовал с Серафимой Юрьевной, в театр привезли гроб с телом Бойцова. Его поместили в фойе и, хотя оно находилось довольно далеко от зрительного зала, Пичугина попросили закончить репетицию, объяснив это трагичностью момента.

Его приверженцы сразу же увидели в этом очередное ущемление, и возмущению вернувшихся в гримерку дам не было предела.

— Как будто мы не люди, а… люди второго сорта, — возмущалась дама в буклях.

— Вот именно, — вторила ей коллега. — Обращаются просто по-свински. Посмотрела бы я, как бы они посмели «попросить» Берестова или хоть того же Голубкова.

— Голубкова? — тут же ухватился за слово Гуров. — Это тот, что ставит перформансы? Что, он тоже здесь в «фаворитах»?

— Еще в каких! — подхватила Серафима Юрьевна. — Так все вместе и ходили, Берестов, Бойцов и Голубков этот. И в рестораны, и всюду. Троица неразлучная. Где только деньги на все брали!

— А ты в ведомость посмотри, Симочка, — с горечью произнесла дама в буклях. — Какие у них зарплаты и какие у нас.

— Да уж, не сравнить. Каждому… встречному-поперечному — премии и зарплаты немереные, а тем, кто всю жизнь в театре проработал, можно сказать, у истоков стоял, тем — кукиш с маслом.

Невнимательно слушая этот эмоциональный обмен мнениями, Гуров думал о своем.

Вот уже в который раз он слышал о «троице», в которую, кроме Берестова и Бойцова, входил еще Голубков. Причем, в отличие от Берестова, находившегося, так сказать, на самой вершине олимпа и уже по одному этому наверняка не захотевшего бы «мараться», Голубков подобными позиционными преимуществами не обладал.

Он был обычным приглашенным режиссером, одним из многих, кого привлекал в качестве «свежих сил» Берестов. Правда, его постановки, по-видимому, пользовались гораздо большей популярностью, чем произведения предшественников, но, в сущности, это только способствовало достижению тех нехороших целей, которые преследовались при расходовании бюджетных средств.

Спектакли были популярны, это давало повод вести переговоры о новых грантах, а новые гранты, соответственно, вели к новым «постановкам», очень многие из которых происходили только на бумаге. И как «режиссер» этих виртуальных постановок, Голубков не мог об этом не знать.

«Похоже, намечается еще один вполне вероятный фигурант. Если они не поделили очередной куш или произошло еще что-то неприятное внутри этой «неразлучной троицы», Голубков — именно тот «персонаж», который подходит на роль заказчика. У него недостаточно солидное положение и, возможно, совсем не тот круг знакомств, чтобы привлечь профессиональных исполнителей, да и сам он в подобных делах явно не профессионал. Так что для него выбор подобного способа расправы выглядел бы вполне логично».

— …друзья-то друзья, а если бы сегодня у кого-то из них самих репетиция была, и не подумали бы отменить, — между тем продолжала возмущаться дама в буклях. — Вот помяните мое слово.

— Да уж, конечно. У них ведь постановки эпохальные. Все шедевры, — язвительно проговорила Серафима Юрьевна. — Как можно такое отменять.

— Думаю, мне уже пора, — деликатно вклинился в разговор Лев. — Не буду мешать вам. К тому же Борис Петрович, как я понимаю, уже освободился. Надеюсь, теперь мы сможем с ним поговорить.

— Освободился, — ответила дама в буклях. — Только не очень-то сейчас подходящее у него настроение для разговоров.

— Правда? Что ж, значит, такая судьба. Придется побеседовать с ним не в настроении. Всего вам хорошего, а вам, Серафима Юрьевна, отдельное спасибо за то, что согласились ответить на мои вопросы.

Тепло попрощавшись с дамами, полковник покинул гримерку.

Несмотря на свои заверения, что хочет поговорить с Пичугиным, разыскивать расстроенного бывшего худрука он не спешил. И не только потому, что тот и впрямь наверняка сейчас был в плохом настроении.

Поскольку Пичугин, как человек, которому сильно насолил Бойцов, входил в число потенциальных подозреваемых, личное интервью с ним Лев планировал провести как можно позже. Если подозрения оправдаются — желательно уже в камере. А пока полной ясности по этому вопросу не было, он предпочитал не привлекать к себе лишнего внимания, особенно тех, кто мог оказаться причастным к делу.

Путь Гурова проходил через фойе, где возле украшенного цветами гроба уже стоял почетный караул из коллег.

— …думаю, наверное, нужно будет кого-нибудь из монтировщиков привлечь, — вполголоса озабоченно говорил директору стоявший в сторонке Берестов. — Они у нас парни здоровые, им тяжести таскать не впервой. А ребята следом пойдут. От театра хотя бы с полквартала пронести нужно будет. Потом уж… автобусы там и прочее. Добрый день, — встрепенулся он, заметив Гурова. — И вы тоже с нами в этот скорбный час.

— Да, вчера не успел поговорить со всеми. Коллектив у вас большой. Давно тело привезли из морга?

— Нет, буквально только что. Как разрешили забрать, я сразу подсуетился, как говорится. Зачем ему там лежать? Лучше уж здесь, в родных стенах.

— У Руслана остались родственники?