– Что-то я не пойму, о чём ты это?

– Помнишь, тебя привязали к дереву у дороги на Ильму? Твой тогдашний хозяин собирался тебя оскопить. Я перерезал твои путы, и в результате без яиц в тот раз остался он.

Одулин пробормотал что-то себе под нос, что именно – я не разобрал, опустился рядом со мной на колени и пристально всмотрелся в моё лицо. Как я понял, он старался представить себе, как бы я выглядел без бороды и всех тех отметин, что наложили на мой облик годы.

– Потешаясь над тем, что ты назвал себя принцем, – напомнил я, – твой хозяин грозился кастрировать тебя на глазах у других рабов, в назидание, чтобы все знали, что бывает с непокорными. Тебя сильно избили и привязали к дереву. Да, вот ещё: твой мучитель швырнул в тебя камень и сказал, чтобы ты сожрал его на обед.

По лицу эльфа я понял, что не ошибся: он был тем самым Одулином, которого я спас много лет назад. «Жизнь – это круг, – любил повторять Пипус. – Если проявить достаточно терпения, всё рано или поздно возвращается на круги своя. Все наши дела, и злые и добрые, рано или поздно напоминают о себе».

Я собрался продолжить свои воспоминания, но эльф шикнул на меня:

– Тише! Не нужно, чтобы кто-то услышал эти твои речи…

Он ушёл, не появлялся около часа, а потом вернулся с едой. Чтобы я мог подкрепиться, Одулин развязал мне левую руку.

Остальные охотники за беглыми рабами, сидя вокруг костра, толковали, как потратят полагающиеся за меня деньги. Из их разговора я понял, что им уже доводилось ловить и продавать на шахты беглых рабов, но такого здорового и крепкого беглеца им ещё не попадалось. Эх, видели бы они меня до того, как меня откормила сердобольная эльфийская красавица!

– Как мог беглый раб превратиться в охотника за рабами? – спросил я у Одулина.

– Я сражался с имперцами семь лет. За это время мой отряд вырос до сотни человек. Воровством этакой ораве уже не прокормиться, тем паче, многие обзавелись семьями, а значит, уже не могли так быстро скрываться в случае опасности. Высоко в горах мы основали поселение и, когда к нам нагрянули солдаты короля Калиона, отбросили их в лес. Однако они пришли снова, и в конце концов наше селение было предано огню, а нам пришлось бежать и искать новое место. А потом король предложил нам мир. Мы признавались свободными людьми и получали прощение всех прошлых преступлений, но в обмен обязывались сами отлавливать беглых рабов. Владельцы земли и пастбищ обычно скупятся и за своих беглецов платят мало, но владельцам рудников постоянно не хватает рабочих рук, и они денег не жалеют. Звучит, конечно, мерзко, не так ли, полукровка? Особенно если вспомнить, что рабовладельцы не считали эльфов за людей и часто убивали ни в чём не повинных рабов только для того, чтобы нагнать страху на других. И вот эльфы, ещё недавно сражавшиеся против угнетателей, теперь сами отлавливают беглых рабов за деньги!

Я слушал и размышлял: «Но с другой стороны, кто я такой, чтобы обвинять Одулина и его друзей? Не меня ли самого недавно откормила эльфийская женщина? И не я ли готов был ограбить другую такую же женщину, отобрав у неё осла и поклажу?»

– Возвращение на рудники для меня будет равносильно смертному приговору, – закинул я пробный шар.

– А что ты такого натворил, чтобы туда угодить?

– Родился…

Одулин пожал плечами.

– Смерть излечивает все хвори. Возможно, твоя смерть на рудниках милосерднее долгого умирания на свободе…

– А возможно, мне не стоило рисковать жизнью, спасая твои яйца. Как оказалось, я спасал не мужчину, а бабу!

Он ударил меня по голове, да так, что у меня в глазах потемнело, и снова связал мне руки. А перед тем как уйти, вкатил ещё один пинок и громко проорал:

– Учти, тебя накормили только потому, что мы не хотим дать тебе отощать, пока не получим деньги! Но советую тебе больше таких слов не говорить. Для владельцев рудников отсутствие языка не такой уж недостаток, и цены нам это сильно не сбавит.

Разбойники вокруг костра, услышав эти слова, загоготали.

Я лежал тихо, ожидая, когда мир перестанет трястись и озаряться вспышками. Кулаки у эльфа были величиной с пушечные ядра, и врезал он мне от души, не притворно… Только вот, перекатившись, я почувствовал на земле у себя под правым боком нож. Да и узлы на моей левой руке Одулин затянул не настолько туго, чтобы я не смог дотянуться до рукоятки.

До глубокой ночи охотники пили, горланили песни, спорили, но постепенно хмель одолел их всех – разговоры и пение сменились мощным храпом. Если они и потрудились выставить часового, то он тоже уснул.

Осторожно перерезав путы, я набросил на плечи свою накидку и, крадучись, направился к лошадям, которые уже знали меня, а поэтому не боялись. Четыре жеребца на тот случай, если охотникам потребуется срочно за кем-то гнаться, постоянно оставались осёдланными и взнузданными. У трёх я перерезал уздечки и подпруги, а вскочив в седло четвёртого, издал такой крик, что он пробудил бы и мертвецов. В ответ послышались яростные вопли проснувшихся разбойников. Пусть себе орут. К тому времени, когда они заново оседлают своих коней, я буду уже далеко.

Так начался период моей жизни, когда моё имя снова сделалось знаменитым в Калионе.

Сбежав при содействии Одулина от охотников за беглыми рабами, я решил начать новую жизнь. А почему бы и нет, ведь я стал обладателем коня и стального ножа. Однако с голодухи мне очень хотелось съесть коня, а нож – конечно, хорош, но всё же не шпага. Так или иначе я отчаянно нуждался в деньгах.

Случайно найденный топор навёл меня на мысль: почему бы не сделаться дровосеком? На Земле в каждой местности была своя страшилка. То Чёрный человек в лесу похищал юных дев, то маньяк-убийца, орудуя бензопилой, расчленял толпы шастающих где не надо туристов. А на дорогах, ведущих от рудников к Ильме, ходили слухи о безголовом призраке, именуемом Ночным дровосеком. Эльфы боялись его пуще древних злых богов, о которых уже почти забыли. Дровосеком же их ещё в детстве пугали, рассказывая на ночь страшные истории о исчадии Тьмы. Да и повзрослевшие слушатели сами угощали своих детишек теми же россказнями, ибо и вправду верили в блуждающего по лесам Ночного дровосека.

Мне подвернулся казначей ордена ловцов, путешествующий в паланкине. Десяток эльфов, вооружённых ножами и копьями, сопровождали сановника в качестве охраны и, конечно, силы были неравные – одинокий беглый раб с ножом против отряда копейщиков. Напади я на них, они истыкали бы меня копьями, и я стал бы похож на подушку для иголок, но у меня имелось секретное оружие – мой топор!

Едва солнце спустилось за верхушки гор и над дорогой разлился призрачный свет, представление началось. Когда процессия казначея добралась до вершины холма, сопровождавшие его эльфы остановились. Неожиданно они услышали стук топора. Поскольку никакого жилища поблизости не было, это и впрямь могло показаться несколько странным, но не более того, во всяком случае, ловцу, который, разумеется, не придавал особого значения пусть даже и не совсем уместному звуку. Но одно дело – имперец, а совсем другое – суеверные эльфы!