что наши поступки оправдывают такую несправедливость, мы склонны всюду видеть врагов, замкнуться в недоверии, подавлять в себе лучшие порывы и давать волю страстям, которые так легко приходят в брожение от сознания несправедливости. С детства она была продана в рабство, попала в руки жестокого хозяина: немудрено, что добрые чувства, которыми она была наделена от природы, заглохли и иссякли. Ее понятия о добре и зле спутались благодаря страсти, всецело овладевшей ею. В душе ее бушевали те же сильные, трагические чувства, какие мы видим у женщин классической древности – у Мирры и Медеи.

Прошло много времени. Вдруг послышались легкие шаги, и кто-то вошел в комнату, где сидела Нидия, погруженная в мрачную задумчивость.

– О! Благодарение бессмертным богам! – воскликнула Юлия. – Вот я и вернулась, вышла, наконец, из этой страшной пещеры. Идем, Нидия, идем скорее!

Только когда они сели в носилки, Юлия заговорила снова.

– Ах, – сказала она, вздрагивая, – какая сцена! Какие ужасные заклинания! И это мертвенное лицо! Но не будем вспоминать об этом. Я достала зелье, – колдунья ручается за его действие. Моя соперница сразу опротивеет ему, и я стану единственным кумиром Главка.

– Главка? – воскликнула Нидия.

– Да, дитя мое. Сперва я сказала тебе, что люблю не афинянина, – но теперь я убедилась, что можно вполне довериться тебе – да, я люблю красивого грека!

Легко себе представить, что почувствовала Нидия, услыхав это признание, – она сама помогала, способствовала тому, чтобы отвлечь Главка от Ионы, но только для того, чтобы силой волшебства еще безнадежнее привязать его к другой! Сердце ее сжималось так, что у нее захватывало дыхание. В потемках Юлия не могла заметить волнения своей спутницы. Она продолжала болтать о действии волшебного зелья, о близком торжестве над Ионой, по временам вдруг вспоминая об ужасах пережитого приключения, о невозмутимости Арбака и его власти над страшной колдуньей.

Между тем Нидия успела опомниться, неожиданная мысль пришла ей в голову, ведь она будет ночевать в комнате Юлии, не завладеть ли ей самой волшебным зельем?

Они вернулись в дом Диомеда и прошли прямо в комнату Юлии, где был приготовлен ужин.

– Выпей вина, Нидия, ты, должно быть, озябла. Что до меня касается, то я совсем окоченела.

И Юлия не колеблясь сделала несколько глотков вина, приправленного разными пряностями.

– У тебя снадобье? – спросила Нидия. – Дай мне подержать его в руках. Какая маленькая склянка! Какого цвета зелье?

– Прозрачно, как вода, – отвечала Юлия, взяв пузырек из рук Нидии, – его не отличишь от простой воды. Колдунья уверяет, что оно безвкусно. Как ни мала склянка, ее достаточно, чтобы обеспечить верность на всю жизнь. Ее можно влить в любой напиток, и Главк узнает, что он выпил, лишь тогда, когда почувствует на себе действие моего зелья.

– Итак, это напиток по виду совсем как вода?

– Да, такой же прозрачный и бесцветный! Милая водица! Как ты сияешь сквозь хрусталь, словно роса, озаренная луною, так же светлы и радостны мои надежды!

– А чем закупорена склянка?

– Простой пробочкой, вот я ее вынула – запаха ровно никакого. Странно, снадобье, по-видимому, не действующее ни на одно из чувств, в то же время способно повелевать всеми чувствами!

– Его действие мгновенно?

– По большей части, но иногда оно заставляет ждать себя несколько часов.

– О, какой прелестный запах! – сказала вдруг Нидия, взяв со стола небольшой флакон и с наслаждением вдыхая аромат духов.

– Ты находишь? Флакон украшен довольно дорогими каменьями. Но ты отказалась от браслета вчера утром, не хочешь ли взять это флакон?

– Мне кажется, что это именно такие духи, которые напоминают щедрую Юлию тому, кто не может видеть ее лица. Если флакон не слишком дорог…

– О, у меня есть множество других, гораздо более драгоценных, возьми этот себе, дитя мое.

Нидия поблагодарила и спрятала флакон на груди.

– И это зелье всегда действительно, кто бы ни воспользовался им?

– Говорят, его сила такова, что если б даже он был влит самой отвратительной старухой, и тогда Главк стал бы считать ее красавицей, единственной в мире!

Юлия, разгоряченная вином, была полна оживления и восторга. Она громко смеялась, болтала о том о сем и только поздно ночью, почти под утро, позвала своих рабынь, чтобы раздеться.

Отпустив их, она сказала Нидии:

– Я ни за что не хочу расстаться с этим дивным зельем до тех пор, пока не настанет время воспользоваться им!

Сказав это, она положила склянку под подушку. Сердце Нидии сильно забилось.

– Отчего ты пьешь одну воду, Нидия, выпей вина, оно стоит рядом.

– У меня лихорадка, – отвечала слепая, – вода освежает меня. Я поставлю графин возле постели, это прохлаждает в летнюю ночь. Благородная Юлия, я принуждена уйти от тебя очень рано утром… Так приказала Иона, быть может, раньше твоего пробуждения, поэтому прими теперь же мои искренние поздравления.

– Благодарю. В следующий раз, когда мы встретимся, Главк уже будет у ног моих.

Обе улеглись в постель, и Юлия, утомленная впечатлениями прошедшего дня, очень скоро заснула. Но вессалийку волновали тревожные, жгучие мысли, и она не могла сомкнуть глаз. Она прислушивалась к спокойному дыханию Юлии, и ее чуткое ухо, привыкшее улавливать малейшие звуки, вскоре убедило ее, что красавица спит крепким сном.

– Ну а теперь помоги мне, о Венера! – тихо прошептала слепая.

Осторожно поднявшись с постели, она вылила на мраморный пол духи, подаренные Юлией, тщательно выполоскала флакон чистой водой и, без труда отыскав постель Юлии (ведь день и ночь были для нее одинаковы), засунула дрожащую руку под подушку и вытащила пузырек со снадобьем. Юлия не шевельнулась, ее ровное дыхание опахнуло пылающие щеки слепой девушки. Затем, откупорив склянку, Нидия перелила ее содержимое во флакон из-под духов, а склянку наполнила чистой водой, от которой, по словам Юлии, так трудно отличить таинственное зелье, и, не медля, опять сунула ее на прежнее место. Проделав все это, она снова улеглась в постель и с волнением ждала рассвета.

Взошло солнце. Юлия все еще спала. Нидия беззвучно оделась, спрятала свое сокровище на груди, взяла своей посох и поспешно вышла из дома.

Привратник Медон ласково поздоровался с нею, когда она спускалась с лестницы, но она не слышала его: в голове ее вихрем проносились смутные, беспорядочные мысли. Чистый утренний воздух не освежил ее пылающего лица.

– О Главк! – шептала она. – Все зелья всесильной магии не могут заставить тебя полюбить меня так сильно, как я люблю тебя! А Иона?.. Но нет, прочь сомнения, прочь угрызения совести! Главк – вся жизнь моя в твоей улыбке, а твоя судьба… О радость! О