— Ну, вы даете, — восхищенно выдохнула я.

— Там есть оружие, — сообщила Горяна, кивая на рюкзак.

— Но тебе оно не понадобится, — сказала Варя, подходя ко мне с отверткой.

Миг — и застежка ошейника расстегнулась, давая такую желанную свободу и позволяя магии вновь вернуться к хозяйке.

— Если что, аптечка в боковом кармане, — сказала Чаруня.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась я.

Я поправила шнуровку на высоких сапогах, которые дали девчонки, и была готова.

— Девчонки. Спасибо вам. Я думала, вы меня ненавидите. Простите, пожалуйста.

— За что? — чувствительная Чаруня шмыгнула носом.

— Мне казалось, вы на меня злились за то, что я отдаляюсь. Мы ведь друг друга почти не знаем, правда? Я не хотела узнавать вас и не давала узнать себя.

— Да брось, — отмахнулась Варя. — Мы столько пережили.

— Все мы знаем тебя. И не верим, что ты могла быть настоящей злой ведьмой, — улыбнулась Чаруня.

— И твое лицо все еще молодо и красиво, — добавила Горяна. — Признаков разложения не видно.

— Ты — наша подруга, — продолжила Варя. — И мы не желаем присутствовать еще на одних похоронах.

Я вытерла слезы. Мне не хотелось плакать. Несмотря на то, что я едва не погибла и лишилась всего, что строила годами, я была почти счастлива. Мои подруги были действительно настоящими. И сделали то, что не под силу… никому. Они не только спасли мою жизнь, но и душу.

Не хватало лишь Вела.

— Если Велимир спросит…

— Не спросит.

Девочки переглянулись.

— Вась, просто иди туда. Не думай ни о ком и ни о чем. Никому из нас не будет хорошо, если тебя убьют.

— Все хорошо. — Я и сама была в этом уверена. — Действительно хорошо. Не говорите ему ничего. Пускай живет спокойно.

Через силу я улыбнулась.

И хотела было отвернуться, чтобы подруги не увидели очередных слез, но Чарунька не выдержала первая и полезла обниматься. К ней подключились и остальные.

— Пока. Еще встретимся. Берегите себя.

— Вась, — напоследок окликнула меня Варя, — я была не права. Ты очень сильная.

Я не стала оглядываться. Впереди меня ждала дорога. И новая жизнь. Новая ложь, новые друзья, старые чувства, преследующие везде. Такова уж человеческая натура: едва боль забывается, мы ищем новые способы ее получить.

Полная луна освещала порт, делая его местом зловеще-прекрасным. Чем-то оно мне напоминало дикий пляж, куда мы ходили с Лучезаром.

Лучезар был мертв. Кто знает, может, ему стало спокойнее. И может — хотя от таких мыслей любой представитель Инквизиции пришел бы в ужас, — где-то он встретился с Дражетой.

Где-то вдалеке, где неясно мерцали огни центра Торделла, жил Велимир. Думал ли он о практикантке с васильковыми глазами? Я надеялась, что да.

Я не хотела снова убегать. Мне было страшно идти навстречу неизвестности, хоть я и знала, что выбора теперь нет. Либо побег, либо смерть.

Дверь кабины дирижабля открылась, когда я подошла к лестнице. Я подняла глаза, ожидая увидеть капитана, но…

— Госпожа ведьма готова к путешествию? — этот голос, эти насмешливые нотки…

А еще линия губ, которые дарили невероятные поцелуи, темные короткие волосы, сильные руки, запах, сводящий с ума.

Меня словно заколдовали. Я стояла у подножия лесенки и смотрела на Велимира, который небрежно опирался на перила. Сейчас он был не в форме Инквизиции, а в обычных темных штанах и светлой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Пока я на него смотрела, в груди расцветало странное и прекрасное чувство непередаваемой радости.

— Я думала, ты меня ненавидишь, — с трудом произнесла я.

— А я думал, ты меня, — мягко улыбнулся он.

Я одолела несколько ступеней и вцепилась в перила.

— Я ведьма, Вел. Зачем ты это делаешь? Ты рушишь свою жизнь!

— Ты не ведьма. Ты глупая девчонка.

Он перемахнул через оставшиеся ступеньки, разделявшие нас, и оказался близко-близко.

— Я знаю, что ты ведьма. Знал с первой нашей встречи. Не представляешь, чего мне стоило тебя защитить. Как ты жила без меня?

— Не знаю, — прошептала я.

Потом оказалась в крепких объятиях и не выдержала. Слезы лились и лились, не желая останавливаться.

— Не плачь. Успокойся, пойдем уже взлетим и окажемся как можно дальше отсюда. Поговорим, а еще я тебя накормлю. Хочешь кушать?

— Хочу, — вздохнула я. — Очень.

Когда мы оказались внутри дирижабля, я только и смогла, что рухнуть в кресло. Передо мной поставили несколько тарелок с аппетитно пахнущей едой и стакан с какой-то ярко-красной жидкостью. На вкус было похоже на что-то алкогольное, смешанное с вишневым соком.

— Пей, тебе сейчас надо, — сказал Вел. — Ничего не болит? Что он тебе сделал?

— Все в порядке. Вел, что ты делаешь? Зачем рушишь свою жизнь ради меня?

Ох, как я боялась ответа на этот вопрос. Мне было так страшно, что я даже не могла толком проглотить кусочек мяса. Что, если он скажет, будто только отвезет меня в безопасное место, а потом уедет?

— Мне кажется, я сейчас строю свою жизнь. Я уже допустил одну несправедливую смерть в прошлом, и это привело к трагедии. Я не могу позволить умереть тебе.

— Я же ведьма…

— А я инквизитор. Классическая пара, правда? Самая распространенная ролевая игра, самый распространенный сюжет. Самое правильное сочетание. Иди-ка сюда.

Меня усадили на колени этого самого инквизитора и принялись кормить почти силой. Аромат его парфюма окутывал меня, принося спокойствие и счастье. Еще днем я думала, что это конец. А вечером снова нашла себя среди подруг, рядом с любимым мужчиной и шансом на счастье. Разве не удивительной бывает эта жизнь?

Василиса

Рассвет осветил кабину дирижабля, где я спала на руках у Вела. Он пододвинул пуф, чтобы я могла положить на него ноги, и гладил меня по волосам. Сам не спал, и я видела тень усталости на его лице.

Я долго не выдавала, что проснулась. Все думала, как так получилось, что он все обо мне знал и молчал? Как нужно полюбить, чтобы скрывать такое?

Зато теперь хотя бы вопросы исчезли. Сложились все кусочки мозаики: например, стало ясно, почему он пошел за Лучезаром один. И вовсе не из желания разобраться с давней враждой, а чтобы колдун не выдал меня. И за всеми этими «счастливыми совпадениями» почувствовалась рука инквизитора.

Он оказался способен на такую любовь, какую, как я думала, ко мне никто и никогда не испытает. А главное, в этом не было ничего колдовского. Все настоящее.