Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нетерпеливо кивнув, я бросаю взгляд на подъездную аллею. Не показалась ли еще машина?
– Но вряд ли у него был правильный владелец. Во всяком случае, с тех пор, как мы впервые здесь побывали.
– Вероятно, ты прав. – Я смотрю на часы. Теперь в любую минуту…
– Ты помнишь, как мы с тобой мечтали о будущем? Тебе хотелось постранствовать по миру, а мне – осесть здесь.
– Да, конечно. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Чарли, не могли бы мы сделать это позже? Мистер Брейтуэйт будет здесь с минуты на минуту. Мне бы не хотелось портить его первое впечатление обо мне. Не хватало, чтобы он увидел, как я даю оплеуху какому-то типу и тащу его в кусты!
– Принято к сведению. – Чарли поворачивается, собираясь уходить, и я с облегчением вздыхаю. Но не тут-то было! – О, я забыл: эта посылка пришла тебе сегодня утром. – К моему ужасу, он прислоняет к перилам моста пакет, завернутый в коричневую бумагу.
– Ты же не собираешься оставлять это здесь? – спрашиваю я, удивляясь его тупости. – Не мог бы ты забрать посылку домой? Я открою ее позже.
Чарли качает головой:
– На пакете написано: «Срочно». Вот я и подумал, что он тебе нужен немедленно. Пошли, Уинстон, – зовет он. – Нам пора. Мы больше не нужны Грейси.
– Эй, это нечестно! – кричу я вслед двум удаляющимся фигурам. – Вы не нужны мне только в данный момент.
Но Чарли с Уинстоном уже далеко.
Черт возьми, теперь придется занести этот пакет в особняк. Ни к чему, чтобы он здесь отсвечивал, когда прибудет мистер Брейтуэйт. Я пытаюсь поднять его, но упаковка соскальзывает, и я вижу две картины в рамах.
– Картины? Но я же не заказывала никаких картин, – удивляюсь я.
На первой картине изображены собаки, ожидающие обеда в викторианской кухне.
– Это же та самая картина, которую Саймон купил на аукционе, устроенном Дэнни! – восклицаю я. – Почему она здесь?
Я смотрю на подпись художника. Несомненно, это подлинник. Да, это та картина маслом, на которой собаки похожи на Вильсона и Уинстона. Я влюбилась в нее, увидев в первый раз, и Чарли тоже. Но почему же она здесь? Я потратила много месяцев, отыскивая картины, которые когда-то принадлежали Сэндибридж-Холлу или гармонировали бы с интерьером. Но эта картина никогда не появлялась ни на одном аукционе или распродаже. Так почему же кто-то прислал ее мне?
Я смотрю на вторую картину. Она также написана маслом и знакома мне. Правда, я не помню, где видела ее прежде.
Это портрет женщины с рыжеватыми волосами, сидящей за письменным столом. В одной руке она держит гусиное перо, другая лежит на листе белого пергамента на столе. Похоже, она пишет письмо.
– О, знаю! – вскрикиваю я. – Эта картина была в коробке, которую я много лет назад нашла на верхнем этаже, когда мы с Чарли обследовали дом. Но почему же она здесь, вместе с другой картиной?
Я пристально смотрю на портрет. Лицо женщины кажется таким знакомым! Точно такое же чувство у меня возникло, когда я впервые ее увидела.
И тут я понимаю почему.
– О, господи! Как же я сразу не увидела? Почему не заметила прежде?
Забыв о предстоящем приезде таинственного мистера Брейтуэйта, я хватаю картины и бегу в коттедж «Маяк».
– Так это был ты! – кричу я, распахивая дверь. – Это ты прислал мне картины! Но почему? – спрашиваю я, врываясь на кухню. Чарли сидит за столом, у его ног – Уинстон.
– Ты посмотрела на них? – спокойно осведомляется Чарли.
– Посмотрела.
– И что ты увидела?
– Это картина, которая нам обоим понравилась на аукционе, устроенном Дэнни, – отвечаю я, показывая ту, на которой изображены собаки. – А это, – я кладу на стол женский портрет, – это ты.
Чарли смотрит на картину.
– Ну, не совсем я, – говорит он. – Это одна из моих предков. Ее муж был владельцем Сэндибридж-Холла в девятнадцатом веке. Должен сказать, сходство в самом деле поразительное.
– Одна из твоих предков? Но как… я хочу сказать…
– Меня же усыновили, помнишь? Я никогда не знал своей настоящей семьи. Мне всегда хотелось о ней узнать, но ничего не получалось, пока я занимался этим сам. Поэтому в прошлом году я нанял самого лучшего специалиста в этой области. И был потрясен, когда ему удалось проследить мою родословную вплоть до этой леди. – Чарли прикасается к золоченой раме картины.
– Но… – Я все еще не в состоянии переварить информацию. – Ты имеешь в виду, что состоишь в родстве с владельцами Сэндибриджа? С семьей Клеймор?
Чарли кивает.
– Моя настоящая мать забеременела, когда была подростком. Очевидно, это покрыло бы позором семью Клеймор, и поэтому меня отдали, как только я родился. Вот почему так трудно было проследить мою родословную. Я был тайной, о которой молчали.
– О, Чарли! – Теперь мое потрясение сменилось печалью. – Это так грустно.
Он пожимает плечами:
– Мне не на что жаловаться. У меня было хорошее детство, и никто не делал тайны из того, что меня усыновили. Наверно, мое происхождение объясняет, почему я всегда любил Сэндибридж и был здесь счастлив. Сэндибридж-Холл – родовое поместье моей семьи.
– Твоя настоящая мать жива? – спрашиваю я.
– Увы, нет. Она погибла в дорожной катастрофе: ее сбил автомобиль. Какое странное совпадение! Ведь меня тоже сбила машина рядом с Сэндибридж-Холлом.
Как все это странно!
– Это поразительно, Чарли, – говорю я. – Просто не верится! – Я делаю небольшую паузу. – Но раз Сэндибридж-Холл всегда принадлежал твоей семье, значит, это ты купил его? Ты и есть таинственный мистер Брейтуэйт?
Чарли качает головой:
– Я хотел купить Сэндибридж-Холл, узнав, что моя семья связана с этим домом. Приложил все усилия, когда его выставили на продажу. Но его увели у меня, дав более высокую цену.
– Кто? – А я-то уже была убеждена, что Чарли и есть мой таинственный босс.
– Я. – Кресло Дэнни выезжает из гостиной. – Это я купил Сэндибридж-Холл.
– Ты? – восклицаю я, поворачиваясь к нему. – Но зачем же ты его купил?
Мне приходится присесть на стул. Нет, это уж слишком!
– Мне хотелось, чтобы на этот раз дом правильно использовался. Такой старинный особняк не должен снова стать рестораном, и в нем нельзя устраивать вечеринки. Я собирался превратить его в благотворительный реабилитационный центр, использовав и дом, и всю территорию.
– Но зачем же в таком случае я провела целый год, возвращая Сэндибридж-Холлу его тюдоровский облик? – нахмурившись, спрашиваю я. – Ведь ты планировал перестроить его?