Глава двадцатая — Всё на кон

— Пойдём, пойдём, малый. Вон наш стол у окна. Лучший стол в Вепре… ик.

Ещё на улице мёртвой хваткой вцепившийся в мою руку своими железными пальцами низкорослый мужик, тащил меня через огромный зал наполовину забитой народом едальни. Тут под сотню человек, и каждый смотрит на меня. Сам того не желая, я втянул голову в плечи. Где он?! Он где-то здесь! Он узнает меня!

Но ни фальшивого скомороха, ни его людей в зале не было. Я облегчённо выдохнул. Может, не так уж и плохо всё обернулось? Драка с бандой оборвышей порушила мне все планы. Я ведь только хотел убедиться, что похитители Патара находятся здесь, а уже подговаривать, подкупать каких-нибудь шальных ватажников собирался где-нибудь в другом месте.

— Падай сюда, боец, — выдвинул стул рядом с собой бородатый. — Нашего пойла не предлагаю — мал больно — вот тебе морса. Добрый морс. По моему рецепту делают.

И, плеснув мне из кувшина в кружку чего-то розового, рявкнул своим:

— Бочка, я не понял — вы где Чопаря потеряли?

— Погодь, — забегал здоровяк мутным взглядом по залу. — Так вон же он.

Отставший как раз, пригибаясь, протискивался в двери. Нет. Про сажень я ошибся. Эта жердь подлиннее будет. Худой и сутулый, из-за своей пышной торчащей вверх шевелюры, он походил на кривую метлу. Вот только и тощим назвать высоченного дядьку язык не поворачивался. Жилистый, острый носом, локтями и скулами. Не красавец — из-под вздёрнутой верхней губы торчат крупные зубы, тусклые серые глаза навыкате. Пышные мешковатые штаны смешно смотрятся на фоне кожаной жилетки в обтяжку, надетой поверх некогда белой, а нынче пятнистой, рубахи, и огромных сапог с обитыми железом носами и узкими голенищами под самое колено.

— Инцидент исчерпппан, — пьяно заикаясь, сообщил длинный, подойдя ближе. — За жалкий сереббб… сереббб… Всего за монету бббратство сняло претензии. Дипппломатия — это ко мне.

— Кто-нибудь, заткните эту мычалку! — стукнул кулаком по столу бородатый. — Предлагаю уже выпить за молодого бойца! — провозгласил он, поднимая кружку с чем-то душистым. — Тебя, как звать-то, пацан?

— Китар, — подскочил я со стула. — Китар из Подгнилья.

— Хо-хо! Знаю, знаю, — лупанул меня по спине низкорослый. — У вас этот… ик. Глум-Ветробой!

Всё-таки Мун — маленький остров. Глума знакомец нашёлся. И охотник наш этого коротышку тоже наверняка помнит. Такого не забудешь. Очень уж на хорта похож. Голова круглая, крупная. Волос тёмный, курчавый, но коротко стрижен. И подбородок выбрит до блеска. Руки мускулистые, длинные — чуть ли не до коленей свисают. И коренастым не назвать, но и не худой. Хоть пьян до икоты, а движения чёткие, ловкие. Сразу ясно, что до ужаса быстрый. Куда там покойному Фрону.

— За бойца! — надоело ждать бородатому.

Удар тяжёлых кружек друг об друга понёсся глухим звоном по залу, но тут же утонул в общем шуме, что прежде стих лишь в момент моего появления здесь. Гуляли тут сегодня не только за этим столом. А напиток, и правда, отличный — в меру терпкий и кислый. Наверняка, слаще той запашистой бурды, что хлещут они.

— Хорошо пошла, — провёл чернявый рукой по своей поразительной бороде от верха груди до пояса.

Признаться, длиннее бороды я прежде не видел. Да и на голове волосы у мужика такие, что любая баба обзавидуется. И брови густые-густые. Как и закрученные по краям кверху усищи. Заметно, что дядька ухаживает за своей растительностью. Впрочем, в отличие от своих друзей, он и в одежде опрятен. Расшитый серебром чёрный сюртук, чёрные же сапоги и штаны — всё с иголочки, чистое и даже почти что не мятое.

— Клещ, подпихни мне нарезку.

Длиннорукий коротышка толкнул блюдо с тонко нарезанными копчёностями в сторону бородатого. Вепрь ловко наколол пласт какого-то мяса ножом и закинул закуску в рот.

— Красиво ты шпану раскидал. Отсюда в окно нам как раз видно было. Охотник?

— Ну, как бы, — замялся я.

— Охотник, — уже утвердительно и с улыбкой повторил Вепрь. — Наш человек.

— Не совсем ещё, — ещё больше смутился я. — Зваться так не могу, но помалу охочусь давно уже. Только вы моим не рассказывайте, пожалуйста. Сирота я. Нужда заставила.

— Братишка! Дай лапу!

С противоположной стороны стола ко мне протянулась здоровенная ручища амбала. Бочка — кажется так его назвал Вепрь — не сильно уступал в росте высоченному Чопарю, но за счёт своей ширины казался ниже, чем есть. Причём, ширина эта наблюдалась везде, от груди, плеч и талии, до ног, рук и шеи. Даже лицо, нос, посадка глаз и улыбка — всё могло похвастать завидной шириной. А вот волосы у него мои — такие же, пуком соломы торчащие в разные стороны и цвета того же соломенного.

И ведь вряд ли у кого-то повернётся язык, назвать дядьку толстым. Пузатый — да, но не жирный, а, наоборот, плотно сбитый и мускулистый. Веса в нём явно за десяток пудов. Если вспомнить, как он в один глоток только что ополовинил кружку, сразу ясно, что Бочка для этого великана — самое подходящее прозвище.

Со всей учтивостью я пожал протянутую ладонь. Вернее, позволил пожать дядьке свою, так как длины моих пальцев не хватило, чтобы обхватить эту лопату. Ого! Шестьдесят восемь ему. И в отмере четырнадцать. В этот раз я намеренно обратился к дару. Как и думал, очень серьёзные люди. И охотники. Самое то, что мне надо!

— Я тоже мамки с папкой не знал, — пробасил великан. — Сосунком ещё был, когда хорты всю семью вырезали.

— Моих люди убили, — убрал я улыбку с лица. — И я отомщу.

— Это правильно, — кивнул здоровяк. — По долгам всегда надо платить. Я твоим врагам не завидую. Для своих годов ты хорош. В троеросте всё за десятки поди?

Ничего себе намётанный взгляд! Совсем немного переоценил меня. Своего во мне ловкости две-три доли и силы одна-две, наверное — спасибо тренировкам и каждодневной гребле на ползанке — а проглотил я по кругу: девять бобов силы и по семь ловкости с крепью. Значит, десятки нет только в последней ветви триады, но крепь на глаз определить по скоротечной драке, где меня почти и не доставали ударами, попросту невозможно. За десятки — звучит, конечно, приятно, но мне скорее подходит сейчас — под десятки.

— Где-то около того, — пожал я плечами. — Могу только по проглоченным бобам судить. Первый отмер меня осенью ждёт.

— Двенннадцать лет? — удивился длинный. — Я, право, ожидал минннимум тринннадцати. Весьма достойно для столь юннного возраста.

— Недурно… ик. Но у меня… ик. В двенадцать… ик.