тело, не вызывающее к себе жалости и не взывающее срочно утолить бесконечные муки голода.

– Мистер Фитцджеральд, рад снова увидеть вас, – сказал я, кивком разрешая конвоирам усадить сонного парикмахера напротив себя. – Как хорошо, что придется говорить в официальной обстановке.

Один рукав несвежей рубашки у арестованного был подвернут, а сам задержанный контужено моргал, точно его сильно оглушили.

– Вижу, что вы вцепились в дело мертвой хваткой и ведете его так, как вам удобно, – ехидничал он. – Помимо котла в аду, вам удалось заработать хотя бы на кофе без цикория и сушеной моркови?

– Кто надоумил вас выключать фонари на улицах, где совершались преступления? Кто заставил сделать надпись на стене доходного дома?

Глаза молодого человека забегали из стороны в сторону, и ответил он не сразу, будто слушал, что ему подскажут слуховые галлюцинации в голове.

Я встал, чтобы взять жвачку из кармана пальто, понимая, что разговор с одной из главных фигур в деле, но, к большому несчастью, находящейся не в себе, будет довольно тяжелым и не слишком информативным. Необходимо было полностью сконцентрироваться на словах арестованного, даже если он будет говорить всякие глупости и нести бред.

Тем временем Райан начал заламывать свои пальцы на кистях до противного хруста.

– Мистер Фитцджеральд, вы сильно зависимы от барбитурата. Не принимали всего один день, а уже страдаете от потливости, тремора и синюшной кожи. Вам же хочется вернуться домой? Так отвечайте на мои вопросы!

Трясущейся рукой парень достал из нагрудного кармана сигарету, чуть не уронив ее на пол, после чего похлопал по себе в поисках спичечного коробка.

– Огоньку не найдется? – поинтересовался он.

– Здесь нельзя курить.

– Жить здесь нельзя. Все остальное можно, – ответил задержанный, слегка подергивая верхней частью тела. – Никто меня не заставлял выключать свет, и надпись сделал не я.

– Надпись на стене доходного дома едва заметна, красящее вещество засохло, и его пришлось разводить. У вас на втором этаже хранятся банки с краской, срок годности которых совсем давно истек.

Он промолчал, а его взгляд вновь заметался. Наблюдая за ним, я подумал о том, как мне повезло иметь здравый рассудок, ясный разум и слышать только собственный голос, иногда советующий полную чушь, но, по крайней мере, не заставляющий выходить на улицу с ножом. Пока что.

Мистер Фицджеральд сидел на стуле очень неспокойно. Он то чесал щеку, то затылок, то менял несколько раз позу за короткое время, то всем телом дрожал и ерзал, крутя головой по разным сторонам.

– Мало ли у кого в городе имеется засохшая краска, – ответил молодой человек, подергивая бровью и часто непроизвольно подмигивая одним глазом.

– Что же вы не переоделись в рубашку без капель от краски, а решили их скрыть, закатав рукав?

– Я не испачкался. Мне так удобнее.

– Врете. Когда я посетил вашу парикмахерскую, то заметил, что вы носите плотно застегнутый манжет и тщательно следите за тем, чтобы не было видно шрамов на запястье. Разверните рукав.

Райан хрипло откашлялся в кулак и не спешил выполнять мою просьбу, которую я повторил еще несколько раз уже более настойчиво. Он продолжал медлить до тех пор, пока я не потерял самообладание и благосклонное, понимающее отношение к задержанному, сошедшему с ума не по своей воле, пригрозив ему сию же секунду пожизненной отправкой в Бетлемскую больницу.

Не подчиняющейся рукой молодой человек раскатал рукав рубашки, который был весь в бледных пятнах от краски.

– Бобби схватили меня почти около парикмахерской, – ответил Райан и сжал кулаки, оставив на ладонях глубокие отпечатки от ногтей. – Но я и не собирался туда идти.

– Потому что боялись того, кто живет на втором этаже?

– У меня больше не было сил терпеть его издевательства. Этот человек приходил не часто и много читал. Но он больше не объявится, когда узнает, что меня поймала полиция. Я не могу вспомнить, как он выглядел.

– Вам внезапно отшибло память при входе сюда?

Бредни умалишенного, подкрепленные не зависящими от него жуткими, резкими движениями, и беглый, безумный взгляд, не сосредоточенный в одной точке, – все это немного пугало меня, отчего допрос казался давящим и высасывающим все жизненные силы.

– Честно, детектив, не могу вспомнить его лица! Не единой черты! Не отправляйте меня в Бедлам, прошу! – взмолился мистер Фитцджеральд и заплакал. – Когда я перестаю принимать барбитурат, то забываю некоторых людей, даты, события вчерашних дней. Память словно в тумане.

– Вы не в состоянии описать его лицо, потому что он носил холщовый мешок на голове.

– Да, да! Точно! Еще на нем было дорогое пальто, цилиндр и сапоги!

– На сапогах были какие-нибудь застежки?

– Не помню.

– Как он издевался над вами?

– Я мог не спать по несколько дней из-за его голоса, разрывавшего мою голову, – шмыгнул молодой человек, затем высморкался в подол рубашки и заправил его обратно в брюки. – Как-то пришел поздно вечером домой, а он за окном стоит во тьме! Я подошел посмотреть, но силуэт сразу же пропал, а вместо него кто-то совсем рядом крикнул: «Райан, почему ты предал меня?!» У меня в мыслях не было кого-то предавать! Он всегда где-то рядом. И сейчас, наверно, стоит за дверью и слушает.

– В теории возможно все. Голос был женским или мужским?

– Я не уверен. Слишком низкий для женщины, но высокий для мужчины.

Не люблю допрашивать сумасшедших. Никогда не узнаешь, что из сказанного ими правда, а что является простым галлюциногенным бредом.

Из слов арестованного можно было сделать вывод, что к убийствам проституток причастны два человека. Один из преступников иногда находился на втором этаже парикмахерской, второй пугал мистера Фитцджеральда, находясь поодаль. Своими действиями они помогали его сумасшествию прогрессировать все больше и больше. Только вот почему выбор преступников пал на Райана? Потому что у него уже имеется обвинение в убийстве своей сестры-проститутки? Или преступники были знакомы с ним, знали про все его многочисленные диагнозы и решили сделать из мистера Фитцджеральда марионетку?

– С какой целью вы встречались с Александром третьего октября?

– Я уже говорил – отдавал долг Гончим.

– А мне кажется, что думали над тем, как избавиться от найденного вами саквояжа, который вы украли в начале июня.

Парень задрожал, высоко поднял брови над покрасневшими глазами и вжал короткую шею в сутулые плечи.

– Вы обвиняете меня?

– Нет, – ответил я, поднялся со стула и, размышляя, начал ходить по допросной. – Ваши цели встречи разнятся – вы отдавали мистеру Грауру долг, а он забирал вещи из парикмахерской и встретил вас по дороге. Мистер Баррингтон, главарь синдиката Гончих, сказал, что у человека с вашей