Это наше сегодня. Это наша история.

14

Год сменился быстро, но история продолжалась. Европейские страны объединились в союз. Площадь занимаемой суши почему-то не измеряли.

Юлька наконец освоила печатание на компьютере, но вернуться к книге не получалось. Она снова и снова редактировала отпечатанные страницы. Все необходимое было: дневник, записки, библиотечные ссылки. Не слышно было насмешливо-мечтательного голоса, подсказок, пояснений – не было самого Стэна.

Собирались в Нью-Йорк – увидеться с Михой.

Ада начала писать мемуары. «Не забывай: я журналистка», – сказала она онемевшему от изумления брату.

Приближался день рождения Яна – сорок лет. Только бы не приехала несокрушимая Ада, тревожно думала Юля. Пусть пишет мемуары.

Миха встретил их в гостинице. Та же бородка, модные очки, непривычно длинные волосы. Они обнялись, одновременно сдернув очки. Миха перевел взгляд на Юлю; познакомились.

– Лилиана за кофе пошла, – произнес хозяин, и в это время дверь открылась.

Очень худая женщина – сплошной профиль – вошла и развела руками: кофе не было. Остаток дня катались по Нью-Йорку, заходили в рестораны, в кафе. Немецкий вперемешку с английским и русским; прогулка в Центральном парке; радость встречи и разговоры, паузы. Нью-йоркских модниц нарядами не удивишь, но Юлька замечала, с каким интересом искоса поглядывают на Лилиану, хотя что особенного? Простой черный джемпер с брюками, куртка из тонкой матовой кожи, такая же сумка на плече и шарф цвета хаки. Вспомнилась Ада: «женщины нашего возраста должны краситься». Пока они разговаривали, Юлька прикидывала, сколько Лилиане лет, но безуспешно. Косметика была такой же безукоризненной, как одежда. Не женщина – совершенство. Мне никогда не взять эту планку. Всегда буду дворняжкой.

Лилиана говорила по-английски свободней Юльки. Самое время прислушаться, чтобы не попасть в глупое положение. Лилиана рассказывала о муже.

– …но кокаин он любил больше. Мы расстались.

– Ты говорила, что он пил, да?

– Нет, это первый. Он дьявольски талантливый был. Ульрих – минималист, это входило в моду. Мы сделали несколько выставок, планировали турне. Не вышло: его избили.

Миха с Яном стояли под большим деревом, Ян курил.

– Получилось, что мы нарушили контракт, – продолжала Лилиана, – мы были с группой.

– А другие поехали?

– Да. Я думала, найду Ульриха, прилетим. А ему запретили лететь: травма черепа.

Женщина говорила спокойно, словно перечисляла пункты анкеты.

– Ребенок… дети есть?

– Есть дочка, – кивнула Лилиана, – от первого брака.

– С кем она сейчас осталась?

Лилиана пожала плечами.

– С мужем.

Оставить ребенка с пьяницей и уехать за океан?!

– С… Ульрихом? – переспросила Юля.

Лилиана недоуменно посмотрела на нее.

– С ее мужем, – повторила терпеливо и достала из сумки фотографию: молодая смеющаяся Лилиана стояла в обнимку с рыжеволосым парнем. – Вот моя Элизабет.

Могла бы несокрушимая Ада назвать Лилиану женщиной нашего возраста?

Вернисаж открывался на следующий день.

Ян скользил глазами по стенам, но Михиных работ не узнавал. Или в другом зале? Лилиана кивала знакомым – их нашлось немало; другие подходили, окликали ее, улыбались. Ян вытащил было сигареты, но Миха быстро замотал головой: нельзя. Модный замшевый пиджак, бежевая водолазка, коричневые брюки – друг был непривычно элегантен, и странно было видеть его таким… вылощенным, что ли. Но еще сильнее изменились его картины. Графику вытеснили красочные полотна с домовыми, мелкими шкодливыми чертиками, летающими ведьмами какого-то эстрадного вида… Ян несколько раз возвращался к небольшому полотну: старый бревенчатый мост, круто выгнутый дугой, высоко навис над булыжной мостовой. Неуклюжий паренек в очках, очень похожий на юного Миху, перекинул одну ногу через перила, в руке зажат одуванчик. На прикрепленной табличке название: «Сон».

Успех отметили в баре, где было шумно, дымно, громко. С ними пришли несколько знакомых Лилианы. Ян устал и злился на чужих людей, толпящихся возле Михи. В какой-то момент все смолкло. Телевизионное сообщение было коротким: убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин, прошлогодний нобелевский лауреат.

Пауза была короткой. Шум возобновился. Звякали бокалы. Бармен протер стойку.

…Нью-Йорк остался позади. Поговорить с Михой не удалось. Он обещал писать, звал в гости в Кельн. Лилиана сняла с пальца серебряное кольцо – две переплетенные руки – и протянула Юле: теперь твое, я так хочу. Не принять было нельзя.

До дня рождения оставался один день. Ян ждал его с нетерпением. Не из-за юбилейной даты – просто любил этот день, как в детстве. Как ты не понимаешь, объяснял он Юльке в ее день рождения, это день единственный, уникальный, таких больше нет! В этом мире было все, кроме тебя; а ты родилась – и все поменялось! Потому что через какое-то время –

Через четыре года, напомнила она.

…Какое это имеет значение, если через какое-то время, упрямо продолжал он, я появился. Было нужно – кому-то главному там, наверху, – чтобы мы встретились. А ты балда. Потому что никто не знает, сколько нам отпущено здесь. Я никогда тебя не отпущу, мы всегда будем вместе. Сколько нам отпущено, столько и будем.

Всегда, никогда… Большой ребенок, уже седеющий. Слова всегда, никогда для него содержат буквальный, вселенский смысл. Для детей слово «никогда» означает запрет (никогда не трогай спички!), но теряет устрашающую силу, как только он научится разжигать костер или курить. Незыблемое «всегда» (я буду всегда, мама будет всегда) пошатнется в тот день, когда умрет кошка; выяснится, что люди тоже смертны, мир обрушится в пропасть. Значит, я тоже умру?.. – момент взросления.

Взрослый мальчуган, как она называла про себя Яна, к словам относился серьезно, чтобы не сказать – трепетно. В детстве, с друзьями, в школе, со своими тинейджерами.

– Пятый десяток, – Ян отпил коньяка. – Знаешь, это не имеет никакого значения.

Красный день календаря!

…который он встретил не в Сан-Армандо – дома, с Юлькой.

В Нью-Йорке он много фотографировал. Новому фотоаппарату – «Полароид» уже давно перекочевал к Антошке – радовался как ребенок.

На стенку повесил Михин подарок: эскиз картины «Сон». Зачем он бросил графику?..

Барахлила машина; купил новую, чтобы не тратиться на ремонт, который обходился все дороже. Спасибо, что не сломалась на дороге из Нью-Йорка.

Что машина, каждый день у кого-нибудь она ломается… В мире падали самолеты, сплющивались в смертельную гармошку поезда. То в одной, то в другой стране происходили теракты. Люди убивали себя, чтобы убить других.