Россия воевала с Чечней и с «лицами кавказской национальности».

– Ты слышал?! – орал в телефон Яков. – Евреи разъехались и больше никого не интересуют. Откуда взялась эта «кавказская национальность», скажи?.. Кто придумал?!

Антон ходил в десятый класс и, судя по тщательной выбритости, снова был влюблен.

Лицо Арафата, второго нобелевского лауреата, снова замелькало на экране.

– С таким лицом он обязан носить паранджу. Непристойное лицо, – брезгливо процедил Ян.

Приступая к мемуарам, Ада в поисках новых впечатлений заинтересовалась иглоукалыванием, для чего обратилась к местному светилу-китайцу. Судя по рассказам приятельницы, у него лечился весь город. Иголки помогали «от всего», как выразилась соседка, хоть насморк, хоть диабет, «и от спины». Ада решила посмотреть своими глазами, что за китаец такой. Целитель разочаровал: она не почувствовала ауры, а куда же без нее… Китаец каких легион: лицо – алыча сушеная, седоватые волосы подстрижены, как у мальчика, сам юркий, мелкий; сколько лет, не поймешь: то ли сорок, то ли шестьдесят. Имя, как и полагается китайцу, Лю. Приятным откровением было то, что Лю понимал по-русски, избавив Аду от необходимости говорить на английском, а себя – слушать ее громкую напряженную речь. Она тут же несколько раз поправила его произношение, спросила, где и когда он изучал язык, – словом, вела себя как большинство русских пациентов. И тот улыбался, терпеливо кивал и посматривал на часы.

Лежа с повернутой головой на жестком массажном столе и боясь пошевелиться под иголками, Ада рассматривала цветной плакат на стене, где совершенно голый мужчина был густо засижен красными пятнышками. Скоро прозвенел будильник, и китаец вынул иголки. Тогда же выяснилось: плакат не испорчен, а красные пятнышки показывают точки иглоукалывания.

«Ну как, полегчало?» – спросила соседка. «Пока не очень, – Ада скептически скривилась, – ауры не чувствую».

К офису Ада присмотрелась быстро, как и к жене китайца. Женщине было не больше тридцати с небольшим. Невозмутимая, неулыбчивая, хотя вроде не сердитая; по-русски, в отличие от мужа, ни в зуб ногой. Со своими по-китайски мяукает, с американцами по-английски, хоть от китайского не отличишь. Имя совсем не женское: Хуан. На всех полках стоят разнокалиберные позолоченные коты с поднятой лапой, вымпелы с иероглифами; в углу торчит крупная статуэтка Будды, расхристанного до пупа включительно. Дебильный вид. Очередь – кто читает, кто скучает. Один сидит с русской газетой – наш.

В приемную выходили четыре двери, все закрытые; в каждой лежал страдалец. Китаец бесшумно сновал между комнатками: заходил-выходил, в одного втыкал иголки, из другого вынимал. Хворые и недужные выходили порозовевшие, бодрые, платили деньги, Хуан записывала в журнал.

Аде хватило впечатлений за четыре дня. Китайские цацки доводили до полного отупения; еще немного – и обрела бы такой же идиотский вид, как этот Будда в углу. Тоже мне хитрость – утыкать иголками спину, как ежику…

Писать! Она должна писать. Ее жизнь достойна того, чтобы запечатлеть на страницах воспоминаний. Диссертация; как она работала, сколько себя вложила. Написать о Вене, об Италии, об экскурсии в Ватикан. Об американской жизни (про китайца не надо). Ее, может быть, уже не будет на свете, когда сын откроет скромный том… или откроет еще при жизни матери; прочтет залпом и наконец увидит, оценит… Яша прочтет и поймет ее…

Светлые, сладкие слезы подступили к самому горлу. Растроганная, Ада присела на скамейку, пытаясь найти платок в сумке. Бежавшая мимо девушка нерешительно остановилась:

– Are you okay?..

В телефонном разговоре дядька сообщил: едет в командировку на три дня, ночевать будет у Яна. Сообщил день и рейс.

– Он тебе понравится, вот увидишь. Они с мамашкой из одного теста, конечно, но Яша добрей.

«Понравится, вот увидишь», – часто повторял Ян.

Слишком часто, решила Юлька.

Закупили продукты, которые любил Яков. «Я сделаю люля-кебаб».

Ехать с ним в аэропорт не предложил. И хорошо, что не предложил: слова «из одного теста» подсказали, что ей лучше устраниться. Только почему он так нервничает?

Апрель в Новой Англии не балует теплом. Яков приехал в одном пиджаке, как сел в самолет у себя в Сан-Армандо; спускался по трапу, рукой придерживая поднятый воротник; волосы от ветра взметнулись на голове петушиным гребнем.

– Прямо Сибирь! – он радостно обнял племянника. – Что курим?

Огляделся без любопытства в квартире, сунулся к компьютеру: выключен? – махнул рукой. У полки с дисками задержался, начал с интересом перебирать. Ашкенази? Не люблю его. Караян… А ну, поставь, у меня нет этой записи. Кому ты звонишь, мамашке?..

Юлин телефон молчал. Вернее, включался автоответчик.

Яков остановился у книжной полки. На него смотрело улыбающееся Юлино лицо.

– Я как раз ей звоню, – говорил Ян.

– Погоди, мне надо, – дядька листал записную книжку.

Раскатисто смеялся в телефон и что-то записывал, прижав ухом трубку. Договорил; сунул бумажку Яну:

– Знаешь, где это?

– Миль двадцать, у черта на рогах… А что тебе там?..

– Эт-т-т… Одна знакомая, давняя. Неважно. После ужина отвези, ладно?

Юлин автоответчик бодро приглашал что-то сообщить.

Он не мог эти слова сказать автоответчику.

После ужина («хорошие люляшки», похвалил Яков) он повез сытого дядьку в дальний пригород, к океану, где стояли стенкой многоэтажные дома. Назад, уверил Яков, он доберется на такси: «Фирма платит. Или… меня отвезут», – Яков подмигнул.

У хорошего моряка, как известно, в каждом порту жена. В последнее время Яков стал ездить в командировки чаще и охотней. Возвращался бодрый, молодцеватый, вот как в этот раз, и на вопросы сестры «об этой особе» вздрогнул. Спустя минуту понял, что речь идет «ну, о той, помнишь, я тебе говорила?..», и безответственно бросил: «А!.. Вроде ничего, симпатичная… фотографию видел».

За «симпатичную» получил истерику, но в облегченном варианте: раз видел только фотографию, то, может, оригинал уже морочит голову кому-нибудь другому. Легко впасть в заблуждение, когда очень этого хочешь…

Неожиданный дядькин приезд и столь же неожиданное исчезновение, вместе с сумкой, донельзя огорошили племянника. Мечта познакомить с ним Юлю отодвинулась в неопределенное будущее, да и его собственная встреча с ним оказалась скомканной: «что курим?» в аэропорту, торопливо съеденный люля-кебаб и стояние у полки, где дядька бережно перебирал артритными пальцами диски, потом книги; чашка чая да несколько выкуренных сигарет.

На полке что-то было неправильно, не так, как прежде. «Смерть Артура», Гольдони, Томас Вулф… Подсвечник, Юлькин подарок. Юлька!..