— Я передам ему все, мой господин, — голос Карима звучалбезжизненно, но калиф был чересчур возбужден, чтобы обратить внимание на такуюмелочь.

— Ну, в искусстве любви она весьма искушена, — сказалАбд-аль-Рахман. — А еще чему-нибудь ее обучали? Она кажется умной иобразованной.

— Такова она и есть на самом деле, — отвечал Карим. — Все еенаставники остались удовлетворены ее успехами. Помимо всего прочего она поеткак ангел. Моя мать говорила, что более дивного голоса она не слыхивала. Зейнабтакже владеет игрою на трех музыкальных инструментах. Она безупречна во всем,мой господин.

— Ты можешь гордиться ею, Карим-аль-Малика. Ты возьмешь себееще ученицу? — с любопытством поинтересовался калиф.

— Нет, мой господин. У меня никогда больше не будет учениц.Эта полоса моей жизни кончилась. Теперь я отплываю в Эйре, дабызасвидетельствовать Доналу Раю почтение и передать твои слова, а потом вернусьдомой в Алькасабу Малику и женюсь, тем самым осуществив давнюю мечту моихдомашних. Я сочетаюсь браком последним из всех в семье. Ведь моя сестренка уженесколько месяцев замужем…

— Да, для любого мужчины важно жениться, родить детей… —согласился калиф. — И чем их будет больше, тем лучше. Скажи, а сколько летЗейнаб?

— Ей пятнадцать, мой господин. — «И она слишком юна длямужчины твоих лет», — подумал про себя Карим. Он сглотнул. Нельзя, никак нельзяобнаружить ревности. Ведь Зейнаб никогда ему не принадлежала. И не будетпринадлежать. — Насколько я понял, день рождения у нее в самом начале зимы.

— Я буду хорошо заботиться о ней, Карим-аль-Малика, — сказалкалиф, вставая и протягивая капитану руку.

Карим почтительно преклонил колени и поцеловал перстень согромным бриллиантом:

— Аллах да пребудет с тобою, повелитель! Выходя из покоев.Карим изо всех сил старался шагать размеренно — на самом же деле ему хотелосьбежать, бежать без оглядки и отряхнуть самый прах этого города со своих одежд!Во дворе он вскочил на лошадь и пустил ее в галоп. Они отплывают немедленно.«Прощай, моя любовь.

Прощай… — беззвучно шептали его губы. — Аллах да пребудет стобою…»

***

С трюмами, переполненными товаром, «И-Тимад»и «Инига»отчалили от берегов Кордовы. По пути они посетили несколько портов набретонском и норманнском побережье, распродав там часть груза, а затемпересекли море, отделяющее Европу от Англии, где изысканные восточные товарывызвали всеобщий восторг. Ну а потом оба судна направились в Эйре, вошли вустье Лиффи и причалили к берегу. Была ранняя весна. Моросил дождь…

Донал Рай самолично взошел на борт «И-Тимад», дабызасвидетельствовать почтение капитану:

— Приветствую тебя, славный Карим-аль-Малика! Не томи меняожиданием, мой молодой друг! Мое старое сердце этого не вынесет… Ну, как калиф?Он доволен?

— У тебя нет сердца, Донал Рай, — отвечал Карим. — Лишьбессердечный истукан мог бросить этот нежный юный цветок в ледяные объятиякалифа! Что же до того, что так томит тебя и волнует, скажу: Абд-аль-Рахманвесьма доволен твоими дарами, особенно же Рабыней Страсти по имени Зейнаб. Заодну ночь девушка сумела завоевать его сердце — в этом он лично меня уверил. Сказалтакже, что теперь он в долгу у тебя, Донал Рай. Ты удовлетворен? Можешьторжествовать! Я сделал из Зейнаб совершенное орудие для утоления страсти.Абд-аль-Рахман будет вне себя от восторга!

— Если все, что ты говоришь, правда, то я обязан тебе многобольшим, нежели предполагал, Карим-аль-Малика! — Донал Рай был восхищен.

От слуха Донала Рая не ускользнули горькие нотки в голосемолодого человека, но он сделал вид, что ничего не заметил. «…НавернякаКарим-аль-Малика влюбился в Зейнаб. Да и могло ли быть иначе? Будь я моложе, ясам не избежал бы чар этой красавицы. Может, даже я и влюбился в нее..,немного. Ведь дева была обворожительна…»

— Так куда же ты теперь направляешься, юный мой друг? —невозмутимо спросил Донал Рай.

— Вот только загрузим трюмы тем, что ты приготовил для нас,— и тотчас же домой, в Алькасабу Малику. Вскоре я должен жениться. Конецплаваниям — ну, может, лишь изредка, для развлечения, стану я выходить в море…— И Карим принялся подробнейшим образом рассказывать о слонах, которых он взялна себя смелость купить вместо ездовых верблюдов, потом в красках описалторжественное шествие огромных животных через парадный Зал Калифата.

— Потрясающее это было зрелище, Донал Рай! Идея принадлежаламоему старшему брату Айюбу, он надоумил меня купить этих толстокожих гигантов,сам выбирал…

— Превосходно! Восхитительно! — восклицал ирландскийторговец. — Ты сделал мне честь, Карим! Мне вовек не рассчитаться с тобою! —Немного помешкав, спросил:

— Так ты женишься? И кто невеста?

— Ее имя Хатиба. Больше я ничего о ней не знаю. Таковы нашиобычаи, Донал Рай. Я не увижу ее лица до самой свадьбы — покрывало я поднимулишь в спальне моего дома. Мать, правда, говорит, что она хороша собою, — мнеостается лишь полагаться на нее..,. Отец мой вне себя от радости, что янаконец-то решил остепениться и подарить ему новый выводок внучат. Девушкавполне для этого годится. Мне же все равно. Я исполню долг по отношению ксемье. К Хатибе же буду относиться с уважением, как к матери моих сыновей… —Лицо его было непроницаемо-равнодушным, словно маска.

В Эйре они пробыли недолго. Карим наотрез отказался посетитьдом Донала Рая. Лишнее напоминание о Зейнаб было бы для него невыносимо. Образее и так навсегда запечатлен в его сердце. С Аллаэддином-бен-Омаром творилосьнечто похожее, ведь он мечтал жениться на маленькой Оме. Зейнаб даже даладевушке разрешение на брак с избранником, ведь она вправе была распорядитьсяслужанкой, как ей заблагорассудится. Ома сама отказала ему…

— Дело не в том, что я.., не люблю тебя, — говорила онаАллаэддину. — Но не могу же я оставить госпожу одну в незнакомой стране! Ведьона спасла меня от ужасной доли и скорой смерти! Я слишком многим ей обязана…

Зейнаб же, со своей стороны, убеждала подружку, что та имеетправо на брак, но Ома была непоколебима. Расставаться с Зейнаб она не желаланипочем. И Аллаэддину-бен-Омару пришлось смириться: по законам ислама для бракатребуется обоюдное согласие и жениха, и невесты. Кто бы ни был против — делуконец…

«И-Тимад»и «Инига» отчалили от туманных берегов Эйре иугодили в самую непогоду. Карим с горечью вспоминал прошлогоднее плавание поспокойной водной глади под лазурными небесами… Когда же они наконец причалили кродному берегу, Карим прежде всего тщательно осмотрел трюмы — не подмок лигруз? — и лишь потом направился в отчий дом. И отец и мать тепло приветствовалиего, радуясь, что сын цел и невредим.