Экономические последствия нарративов о трудосберегающих «разумных» машинах

Мы проследили, как на протяжении двух столетий общественность уделяла большое внимание нарративам о машинах, которые заменят людей при выполнении определенных работ. Эти нарративы, безусловно, влияли и продолжают влиять на готовность людей тратить деньги на товары и услуги, инвестировать, заниматься предпринимательством и играть на бирже. Экономические трудности, возникающие в результате наступления временной рецессии или депрессии они ошибочно воспринимают как сокращение рабочих мест из-за активного использования машин. Это приводит к возникновению пессимистичной экономической реакции в виде самосбывающихся пророчеств.

Решение Генри Джорджа проблемы трудосберегающих машин – и главная идея его книги Progress and Poverty («Прогресс и бедность»), опубликованной во время депрессии 1870-х годов, – заключалось в том, чтобы ввести единый налог на землю и тем самым обложить им выгоду землевладельцев, использующих трудосберегающие изобретения. Идея Джорджа предполагала, что единственной целью использования новых машин была обработка земли, что могло бы иметь место при условии сугубо аграрной экономики. Это предложение аналогично широко обсуждавшемуся во время Великой депрессии «налогу на роботов», к которому вернулись в последние годы. Идея заключается в том, чтобы путем налогообложения компаний, использующих роботов, получить средства, которые бы помогли правительству справиться с ростом безработицы из-за замены людей машинами (25).

Джордж предложил тратить часть налоговых поступлений на социальные нужды (26). По сути, это идентично идее введения единого базового дохода, о котором так часто говорят сегодня:

«В этом случае все делились бы поровну – между слабыми и сильными, маленькими детьми и дряхлыми стариками, увечными, хромыми и слепыми и здоровыми» (27).

Были и другие варианты воплощения идеи о едином базовом доходе: у Джулиет Рис-Уильямс в книге Something to Look Forward To: a Suggestion for a New Social Contract («То, к чему стоит стремиться: предложение для нового общественного договора», 1943 г.) и Роберта Теобальда в книге Free Men and Free Markets («Свободные люди и свободный рынок», 1963 г.). В 1986 году ученые и сторонники этих идей создали Европейскую сеть базового дохода (BIEN), которая позже была переименована во Всемирную сеть базового дохода. Нарратив о том, что в будущем многие или даже большинство людей станут безработными, помог сохранить поддержку системы прогрессивного подоходного налога и налогового зачета за заработанный доход, хотя в наше время это не смогло обеспечить выплату единого базового дохода ни в одной стране мира.

Мутирующий нарратив о технологиях и безработице имеет тенденцию привлекать внимание общественности, когда новая история создает впечатление, что проблемы, порожденные технологической безработицей, достигли критической точки. В известной книге Чарльза Уайтинга Бейкера, увидевшей свет в 1932 году, Pathways Back to Prosperity («Назад к процветанию») была сделана попытка объяснить, в чем ошибалась общественность относительно трудосберегающих устройств и механизмов до начала 1930-х годов. Бейкер отмечал, что «широкое использование автоматизированных устройств и экономичных транспортных средств – это всего лишь уже свершившаяся данность». Он подчеркнул, что безработица – новая долгосрочная проблема, с которой нам придется жить всегда. Таким образом, Бейкер выступал за введение чего-то вроде единого базового дохода для всех:

«Мы должны признать тот факт, что есть один и только один путь, который позволит нам создать рынок для наших огромных товарных излишков… Необходимо увеличить покупательную способность 95 % американских семей, имеющих мизерные доходы, сразу и они сразу начнут покупать больше» (28).

В последние годы мы вновь наблюдаем активное нарастание беспокойства по этому поводу. Примечательно, что уже начиная с 2012 года Google Trends показывает огромный рост числа запросов по термину «единый базовый доход». Практически такой же рост демонстрирует и ProQuest News & Newspapers. Резко возрос интерес общественности к проблеме неравенства, при этом большое внимание уделяется увеличению доли доходов 1 % самых богатых людей или одной десятой самых богатых людей из этого 1 %. Книга Томаса Пикетти Capital in the Twenty-First Century («Капитал в XXI веке»), описывающая эту тенденцию, стала бестселлером и породила бурные дискуссии. Вирусным стал термин «цифровой разрыв», описывающий определенное неравенство, связанное с доступом к цифровым средствам коммуникаций.

Никто не может сегодня сказать, каким образом в будущем трудосберегающие «разумные» машины повлияют на то, как люди будут зарабатывать на жизнь. Но сами нарративы могут усилить подъемы и спады как в экономике, так и на уровне государственной политики.

На момент написания этой книги нарративы об искусственном интеллекте и машинном обучении, способных заменить человеческий разум и отказаться от посредничества квалифицированных специалистов, создают определенную неустойчивость в обществе и с точки зрения структуры его расходов, и с точки зрения модели предпринимательского поведения. Эти и другие экономические нарративы способны оказывать влияние на спекулятивные рынки, особенно рынки недвижимости и ценных бумаг, о которых мы поговорим в следующих двух главах.

Глава 15

Бурный рост и спады на рынке недвижимости

Нарративы о недвижимости, зачастую представленные историями о растущих в цене участках земли, их расположении и строящихся на них домах, занимают наиболее заметное место среди экономических нарративов. Ярким примером их влияния стали разговоры, спровоцировавшие Великую рецессию 2007–2009 годов, которая разрушила экономики многих стран мира. Старт ей дали истории, отражавшие завышенные представления людей о ценности жилья.

История развития нарративов о недвижимости достаточно длинная. С древних времен и до начала промышленной революции разговоры на тему недвижимости были сосредоточены в основном на обсуждении стоимости ферм. В наши дни внимание людей привлекли сначала истории о пустующих городских пространствах, пригодных для застройки, а затем и о самих домах в городских агломерациях. На деле эти изменения – лишь следствия мутаций многолетних нарративов о нехватке земель и их ценности.

Можно предположить, что нарративы о бумах и спадах в сфере недвижимости являются частью созвездий нарративов о панике и уверенности, которые мы рассматривали в Главе 10. Однако уверенность в сфере недвижимости сильно отличается от веры в надежность экономической системы, поскольку люди склонны видеть в них абсолютно разные аспекты (1). Недвижимость они считают личным активом, о ценности которого могут существовать различные мнения, тогда как экономика является продуктом воздействия множества сил. Между тем, как мы узнаем из этой главы, недвижимость является активом, ценность которого будет зависеть от того, к каким выводам придут люди, сравнивая себя со своими соседями и другим окружением.

Спекуляция и пузыри на рынке недвижимости

На протяжении большей части человеческой истории популярные нарративы пропагандировали спекуляции на земельном рынке (речь шла либо о сельхозугодьях, либо о пустующих участках земли в процветающих или развивающихся городах), но не в сфере жилой недвижимости. В США нарратив о земельных спекуляциях, отражающий глубокую заинтересованность общественности, возник в 1840-е годы:

«Его отец оставил ему прекрасную ферму без обременений, но