кухни. Девушка взглянула на него и робко улыбнулась. Она сделала вид, что ничего не слышала. Хельмут испытующе глядел на нее, а она продолжала улыбаться.

– Хельмут и есть Молот, – повторила Лена, проведя ладонью по щеке Волгина. – Но этот человек ни за что не расскажет тебе о том, что знает про твоего брата. Ни за что. Это страшный человек, это массовый убийца, запомни.

* * *

– Ты, должно быть, с ума сошел, Волгин? – поинтересовался Мигачев. – Тебя для чего сюда прислали?

Он обвел глазами кабинет, в котором тихо, будто мыши, перебирали бумаги сотрудники. Те непроизвольно поежились. Зайцев и вовсе головой зарылся в шкаф.

– А ну-ка, выйдите все! Волгин, останься.

Когда дверь за последним клерком захлопнулась, Мигачев смял в руке клочок бумаги с адресом.

– Сядь, – распорядился он, не глядя на Волгина. – Сядь, я сказал.

И сам плюхнулся в кресло за рабочим столом.

– Международного скандала захотел?

Волгин не сомневался, что первая реакция будет именно такой. Он уже вполне изучил характер Мигачева: в сложных ситуациях тот прежде всего шел в наступление и только затем, отвоевав себе пространство для маневра, разбирался, что к чему.

– Товарищ полковник, накроем их – и делу конец. Адрес есть, что нам еще нужно?

– Кого ты накроешь? Мелкую сошку? – Мигачев отшвырнул смятый листок, тот покатился по столу. – А с остальными что? Кто ими руководит? Даже если мы возьмем нескольких, а главари уйдут. И что тогда?

– А что теперь? – возразил Волгин. – Вы собираетесь спокойно сидеть, пока этот мерзавец держит в заточении ребенка?

– Тут американская оккупационная зона – вот пусть они и разбираются. А мы не имеем права.

Волгин помрачнел.

– А как же наш человек? – негромко поинтересовался он, подавшись вперед.

– Какой человек? – Лицо полковника приняло каменное выражение.

– Шатенка. Рост метр семьдесят…

– Ты вот что, капитан, – перебил Мигачев, – языком-то поменьше трепи. Тоже мне, разведка. А то ведь звездочки с погон посыплются.

– Она же всем рискует! – настаивал Волгин. – Ее убить могут! Ей-то что делать в этой ситуации?

– Что делать? – переспросил Мигачев. – То же, что и всегда: выполнять задание! А тебе хорошо бы помалкивать. Не забывай, что это она бомбы делала на военном заводе. А их потом сбрасывали нам на головы. С эсэсовцами шашни водила…

Волгин пошел пунцовыми пятнами, но полковник сделал вид, что не замечает этого. Взяв со стола орехокол, он с треском разломил крупный грецкий орех и отправил в рот кусок ядрышка, похожий на полушарие человеческого мозга.

– Кстати говоря, – сказал Мигачев, со вкусом жуя, – вовсе не факт, что это не она сейчас передает информацию гитлеровскому подполью. Говорит, что работает на нас, но с тем же успехом может работать и на немцев.

– А вы не задумывались, зачем это ей?

– А кто ее знает? Может, у нее и вправду любовь с этим эсэсовцем? Ты об этом не задумывался?

Полковник поднял на Волгина холодные глаза. Волгин заиграл желваками, но сдержался.

– Вот она явилась к тебе и сообщила, что среди нас завелся предатель. Может, это правда. А может, и нет. Заметь, не ко мне пришла, а к тебе. Ты же каждое ее слово на веру принимаешь, вот она к тебе и идет. Может, она просто таким образом пытается отвести от себя подозрения, а? Может, она играет сразу на двух досках?

– Если вы ей не доверяете, то зачем тогда даете задания?

– Я никому не доверяю, – иронично процедил Мигачев, и Волгин поймал себя на мысли, что это тот редкий момент, когда полковник говорит совершенно серьезно. – Жизнь научила. Тебе тоже не доверяю, между прочим.

– Почему-то я не удивлен.

– Слишком много ты стал себе позволять, капитан. Со мной нельзя так разговаривать. Хотя бы потому, что я старше тебя по званию. И по возрасту. И знаю то, что тебе неведомо.

– Виноват.

– Поэтому… – Полковник поднялся и вновь прошелся по кабинету. Пауза была долгой. Волгин мрачно наблюдал. – Поэтому… – повторил Мигачев, но так и не развил мысль. Вместо этого уставился на Волгина тяжелым взглядом: – Эх, капитан! Мне бы давно отправить тебя отсюда. Столько ты уже дров наломал!.. И почему я все это терплю?.. – Он провел пальцем по фотографической рамке, стоявшей на столе. Рамка всегда была отвернута от входящего, и Волгин вновь не мог разглядеть, что изображено на фотографии. – Сейчас просто послушай меня. Оставь все как есть. Ничего не случится с твоей шатенкой. Она живучая. Справится. А ты не смей туда соваться, понял? Это приказ. Если наломаешь дров – пеняй на себя.

* * *

Волгин вышел из кабинета и с удовольствием хлопнул дверью. Он знал, что Мигачев будет раздражен, – вот и пусть.

Сотрудники смирно сидели на скамьях, дожидаясь, пока начальник позволит им вернуться на рабочие места. Они посмотрели на Волгина с испугом, но одновременно и с благоговением: они уже знали, что капитан – единственный человек, который смеет перечить полковнику, и все это пока сходит ему с рук.

Мигачев редко кого уважал по-настоящему – со всеми подчиненными был сдержан и соблюдал правила общения, но вот так, чтобы по-настоящему уважал, – это и вправду было исключением.

Волгина Мигачев уважал, и это было очевидно.

– Ну что, получил? – поинтересовался Зайцев.

Волгин не стал отвечать и двинулся прочь по коридору.

– Вот чего ты его злишь все время? – не унимался лейтенант.

– А чего он мне втирает?

– Слушай, ведь доиграешься! Домой отправит. Без выходного пособия.

– Напугал.

– Напугал не напугал, а ведь перспектива реальная. Тебе либо с Мигачевым бодаться, либо брата найти.

– Слушай, Паш, – Волгин вдруг резко остановился, Зайцев едва не налетел на него. – Ты город хорошо знаешь?

Лейтенант пожал плечами:

– Не так чтобы… А что?

– Да нет. Просто.

Зайцев приблизился к Волгину и прошептал:

– Если ты опять что-то не то задумал, то выбрось из головы. Слышишь? Полковник ведь не шутит.

Волгин кивнул. Но, глядя на выражение его лица, Зайцев не сомневался, что тот все равно поступит по-своему.

36. Убийца

– Это невозможно. Невозможно – и все, – Вернер извлек из кармана крошечную табакерку и протянул Хельмуту.

Тот задумчиво покрутил табакерку в руках, потом раскрыл. На дне покоились две стеклянные ампулы с мутноватой жидкостью.

Хельмут извлек одну из них и поглядел на просвет.

В подземелье было тихо, лишь из глубины доносились звуки стекающей с потолка воды да едва слышно потрескивали свечи, озарявшие зыбким светом каменистые своды.

– Вы испробовали все варианты?

– Испробовал? Да у меня чуть было не обнаружили эти ампулы при последнем обыске. Я четырежды