17 февраля 1758 г. русскому «резиденту в Кенигсберге» полковнику П. П. Яковлеву было вручено уведомление об указе Елизаветы Петровны, повелевавшей оставить в Кенигберге для «разведываний искусного тщательного и надежного офицера». От важного чиновника Коллегии иностранных дел В. Фермора на имя Яковлева было послано следующее письмо:

«Высокоблагородный и высокопочтенный господин полковник. Высочайшим Ея императорского величества рескриптом на 15 [февраля] всемилостивейше повелено для некоторых разведываний искусного тщательного и надежного офицера оставить здесь в Кенигсберге, снабдя его достаточною секретною инструкциею… Будучи я известен о добрых ваших качествах ревности, доверенности к службе Ея императорского величества, признаю сию комиссию [обязанность] вашему высокоблагородию препоручить, а для удобнейшего вам по тому содействования… определен вы при остающемся в здешнем правлении за губернатора генерал-лейтенанте, генерал-провиантмейстере и кавалере князе Волконском за товарища, о чем его сиятельству особливым ордером знать дано. И тако… можете тем лутче по вашей комиссии предуспеть, я вам рекомендую неутомленное и недреманное о том попечение иметь, и сколько по вашей инструкции… от времени до времени прямым или посторонним образом точного проведаете, о том почаще прямо ко мне репортовать. У подлинного подписано тако: Вашего высокоблагородия доброжелательный слуга В. Фермор.

С подлинным читал сержант Степан Питерев»[521].

Полковник Яковлев был назван резидентом в данный момент в Кенигсберге.

Обязанности его определялись следующей Инструкцией из 7 пунктов: «Из ордера, при котором сия инструкция, господин полковник важность и надобность порученной ему комиссии довольно предвидет и рассудить может»[522]. Ему вменялось в обязанность «Наиудоб возможнейшее старание употребить, чтоб прямым или посторонним образом выведать о точном внутреннем настоящем состоянии Пруссии, сие разумеется: первое, чем оная изобилует; 2 — в чем наибольшие имеет недостатки; 3 — какова ее генерально коммерция; 4 — хорошо ли селена жителями; 5 — какова генерально жизнь дворянства, мещанства и крестьянства, особливо же сего последнего чина, которой натурально большую часть обывателей составляет; 6 — каково усердие всех жителей к королю прусскому; 7 — каковы их мнения в рассуждении нынешней с ними перемен»[523].

П. П. Яковлев должен был сообщать о намерениях военного губернатора Восточной Пруссии фельдмаршала И. Левальда, командовавшего прусскими войсками: «Буде не о прямом содержании тех указов, каковы имел фельдмаршал Левальд к выступлению с войсками из Пруссии, то по меньшей мере о том старатца сведать, собою ли само королевство Прусское, или лутче сказать, правители оного на дискрецию [на волю победителя] славному Ея императорского величества оружию отдались, или же все то учинено по королевскому указу. В коликом числе людей минувшей осени из Пруссии вышел бы, кто после него главным командиром и скольким числом какого войска в земле остался, да и когда сие последнее выступило.

Сколько наших пленных всякого звания людей в прусских руках осталось, и куда оные девались. Сколько с выступления Левальдова из Пруссии рекрут навербовано и к нему в армию послано».

Помимо «разведывания» общих статистических сведений о вновь приобретенных землях от Яковлева требовалось определить степень благонадежности новых российских подданных, а также оценить возможность выступления прусского фельдмаршала Левальда против победителей. В инструкции выражалась уверенность, что Яковлев, «будучи на немецком и французском языках силен», выполнит порученную «комиссию».

Инструкция содержала и рекомендации по сбору информации, включая тактику выведывания необходимых сведений. Следовало «закрывать» свой интерес к получению интересовавшей информации, сравнивать сведения, исходящие из разных источников с целью выделения достоверной: «Впрочем, господин полковник, — утверждалось в Инструкции, — по известному его искусству, довольно понимая, какая в сих разведываниях надобность настоит, без сомнения, все приличны способы и средства, в коих… недостатка иметь не может, употребит для исполнения всей комиссии с похвалою. И тако… господин полковник, будучи на немецком и французском языках силен, о сем з довольною осторожностью експликоватца [объясняться] в состоянии. Однако не худо было б, когда б иногда в разговорах к таким, кои усерднейши кажутца и дружбы его искать станут, нечаянными вопросами адресоватца, ибо… [от] того, с кем дело идет, много разведать можно. Со всем тем и в таких случаях умеренность наблюдать надлежит, внушая, что сие от них требуемое сообщение ни в какой иной вид, но единственно для собственного его, господина полковника, любопытства, по дружеской доверенности чинится, и потому никакого следствия опасатца нельзя. А когда разными способами из разных сторон потребные известия получены будут, то при сличении оных легко усмотритца, которое из оных ближе к настоящему делу и сходственнее с правдою быть может. В каком же непроницательном секрете сия комиссия содержана быть имеет, ему, господину полковнику, особливо рекомендовать за излишнее признаваетца, тем паче, что оной, быв по многим секретным комиссиям чрез несколько лет употреблен, всеконечно и при оных поступки свои таким образом размерять станет. И своими внушении наискуснейше прикрывать и прикрашивать постараетца, что публика повода не возымеет догадатца, из какого источника чинимые выведывании протекают. Словом, как удача, так и скромность всего зависит от благоразумного сего господина полковника распоряжения употребляемых потом задач»[524].

Для оплаты услуг конфидентов Яковлеву выделялась немалая сумма из средств, определенных на чрезвычайные расходы: «Для приласкания же тех людей, посредством которых он, господин полковник, до существительного конца порученной ему комиссии дойти надеетца мог бы, даютца ему на расход пятьсот червонных иностранных из определенной на чрезвычайные расходы суммы, из коих он по своему рассмотрению, с крайним однако наблюдением менажемента [дипл. уважения, дружеского отношения][525] своим конфидентам за доставляемы точны и верные известия по несколько [понемногу, постепенно] презентовать может, записывая по обыкновению в расход»[526]. После воцарения в 1762 г. на русском престоле Петра III эти новые российские земли были возвращены Прусскому королевству.

В реляции П. С. Салтыкова императрице Елизавете о передвижениях австрийских и прусских войск от 22 августа 1759 г. встречаем: «По известиям из Познани гласится, что генерал Цитен [Ганс Иоахим фон Цитен, прусский генерал] от армии принца Генриха с 10–12 тысячами… будто к Познани маршировать имеет место, куда я для разведания нарочного конфидента послал и ожидать имею известия»[527]. Здесь нарочный употребляется как характеристика конфидента — человека, ‘специально для данного случая посланного’[528].