Я инженер. Несколько месяцев работал на строительстве нового шопинг-молла по заказу города, потом взял небольшой отпуск по личным причинам, а потом Диана что-то сделала с моими бумагами, так что теперь этот отпуск растянулся на неопределенное время, и никто меня из-за него не достает.

Тор – актер. Когда мы с ней только познакомились, и она рассказала мне, чем занимается, я стал называть ее актрисой, но потом она попросила меня не называть ее так и объяснила почему.

Родился я не в Тримонте, но живу тут почти всю жизнь. Уезжал, когда учился в колледже, бывал в Нью-Йорке, в Сан-Франциско, еще в паре мест, думал даже пожить в каком-нибудь из них, но не вышло, да мне, честно говоря, и здесь оказалось неплохо.

Тримонт не маленький. Я много гуляю. Люблю ходить пешком. И до сих пор нахожу в городе такие места, о которых раньше даже не знал, что они существуют. Думаю, пока так будет продолжаться, я вряд ли почувствую себя здесь несчастным.

С Тор мы повстречались на вечеринке четыре года назад. Оказалось, что у нас есть общие знакомые. А еще она сказала, что мы с ней учились в одной школе, хотя я ее не помню. Она немного моложе, чем я; у нас были разные компании.

В то время я работал на строительстве большого моста в северной части штата. Она попросила показать ей фотографии стройки. Я отказался, потому что на самом деле это никому не интересно, но она настаивала, и тогда я открыл ей одну или две, объяснил, что на них, и сказал, чтобы она не изображала любопытство, если ей скучно, но она продолжала смотреть. Потом показала мне свои фото в роли Фесте в постановке «Двенадцатой ночи», где играли одни женщины, и тут оказалось, что я знаком с Мальволио, и мы еще поговорили об этом.

Мои родители уже умерли, а я живу в их старом доме, что некоторым людям кажется странным, хотя это вполне разумно с финансовой точки зрения. Через несколько месяцев после нашего знакомства Тор переехала ко мне. Еще через год мы с ней устроили большой праздник, когда она получила роль в комедийном сериале про туповатого старшеклассника, который занимается борьбой и втихомолку пишет гениальные стихи. Ей предстояло играть хозяйку книжного, дамочку с приветом: в своем магазине она устраивает поэтические чтения для любителей, где этот самый борец выступает под чужой личиной, и она оказывается единственной, кто его узнает.

После этого она снялась в паре информационных роликов и чуть не получила роль в рекламе. У нее есть свой агент, ей звонили, и она то и дело бегала на просмотры. Много играла в театрах, просто обожала эту работу, хотя платили за нее не очень; но нам хватало – у меня хорошая зарплата, да и мы с ней оба не из тех, кто любит сорить деньгами. Вот иногда начнешь вспоминать, да и поймешь, сколько уже прошло времени.

Тор как-то сказала, что если до тридцати она не начнет зарабатывать актерством столько, чтобы на это можно было жить, то бросит это дело. Чего ей на самом деле совсем не хотелось.

Тогда уже начинали ходить слухи о строительстве этого самого шопинг-молла, и я стал подбивать туда клинья. Прихожу как-то вечером домой, а Тор сидит в кухне, и на столе перед ней какие-то бумаги.

– Ты же помнишь Джоани? – говорит она мне.

– Которая из «Мышеловки»? Конечно.

– Я ее сегодня видела. И знаешь, чем она сейчас занимается? – Она взмахнула пачкой бумаг. – Она – стандартный пациент.

Мимо нашего маленького кофе-бара в уголке фойе ходят люди, одни в строгих костюмах, другие в одежде попроще. В отеле проходят несколько конференций сразу, но я не успеваю прочесть, у кого что написано.

Тогда я начинаю читать названия семинаров и биографии участников той конференции, на которую мы сюда приехали. «Стандартные пациенты и методика их подготовки». «Анализ заупокойных разговоров». «МУТА и симуляция проблемы».

Я бормочу вполголоса, Джонас поднимает голову и переспрашивает:

– А?

– Я говорю, «Еще раз об эпоксидной фиксации накладок», – повторяю я.

– А, ну да, – говорит он и снова опускает голову.

Я был не из тех сыновей, которые вечно ходят с мамой за ручку, но у нас с ней была одна страсть, которая нас объединяла, – мы обожали журналы для специалистов. В городе есть пара крупных книжных, где их продают – по крайней мере, раньше продавали, сейчас не знаю, может, люди на них в Сети подписываются. Короче, мы с ма обычно шли к Мейли, брали с прилавка первый попавшийся журнал и выбирали в нем парочку публикаций, причем с одним условием – ни она, ни я не должны были разбираться в том, что в них написано, не только как профессионалы, но даже и как любители.

Мы не просто прикалывались. Нет, нам, конечно, было смешно, и все же в нашем смехе звучало уважение. Даже так – почтительности в нем было куда больше, чем издевки.

Просто невероятно, до чего человек быстро учится. Полистав журнал всего каких-то пару минут, мы усваивали специфический жаргон и терминологию, проникались ощущением крупных противоречий, нерешенных проблем и даже внутренней микрополитики того или иного хобби. Мы с легкостью определяли, какую из публикаций оплатила компания, во главе которой стояли политические радикалы. О чем бы ни шла речь в статье, пара-тройка выражений из профессионального жаргона обязательно перекочевывала в мой персональный словарный запас: так, аквариумистика подарила мне рефугиум – разновидность убежища для рыбок, выражение «выбирать пазы» пожаловало из плотницкого дела, а «веерное депо» – из железнодорожного моделизма. Я начинал поддерживать ту или иную сторону в дискуссии, о самом существовании которой еще не подозревал считаные минуты тому назад. Могу поспорить, что любой непрофессионал, полистав журнал по инженерному делу, испытает то же самое.

Короче, когда у матери или у меня вдруг возникала какая-нибудь навязчивая идея, или один из нас начинал слишком категорично высказываться на тему, которая нам была, вообще-то, не по зубам, другой обязательно говорил: «Еще раз об эпоксидной фиксации накладок». Так называлась статья, которую мы с ней читали как-то раз в журнале «Тропические аквариумные рыбы». В ней обсуждался вопрос о том, стоит или не стоит полагаться исключительно на гравитацию, обустраивая кораллами свой аквариум с подогревом.

Я всегда был на стороне тех, кто отстаивал эпоксидку. Какая разница, все равно там все ненатуральное.

В Тримонте есть университет, а в одной из городских больниц, Сент-Мари, обучают студентов. Так что я имел кое-какое представление о том, кто такой стандартный пациент, но оно, как и следовало ожидать, оказалось слишком примитивным.

– Многие актеры это делают, – сказала Тор.

Когда она училась, в ее группе было четырнадцать человек. Актерский опыт имели не все, но больше половины все же где-то играли. В конце периода обучения все должны были пройти пробы.

– И как это будет выглядеть – придут студенты-медики, а ты сядешь перед ними в халате и будешь рассказывать им про свои симптомы? – спросил я.

– Ну, примерно, – сказала она, – только вся штука в том, что мы должны быть совсем как настоящие пациенты, а значит, иногда мы должны кое-что утаивать.