Онане стала спрашиватьоткуда, онаспросила другое:

— Ивчера? Вчераты тоже ужезнал? — Ей отчего-то было жизненноважно понятьименно провчерашний день.И не про деньдаже, а про ночь.Как же он могс ней... зная, ктоона такая, какпоступила сним пять летназад?! Почемудо сих пор пытаетсяее защитить?

—Знал.— Тяжело, опираясьна подлокотникикресла, Арсенийвстал, подошелк Марте. Теперьон был так близко,что она чувствовалаего дыхание,но пропасть,их разделяющая,кажется, сделаласьтолько глубже.

—Простименя. — Она коснуласькончикамипальцев егонебритогоподбородкаи тут же отдернуларуку. — Я понимаю,что прошу оневозможном,но все равно...Арсений, простименя, пожалуйста,если сможешь.

— Уже.— Он прикрылглаза. Лицо егов этот моментбыло смертельноуставшим, ондаже стоятьбез поддержкине мог — придерживалсярукой за подоконник.— Раньше, наверное,у меня не получилосьбы, но теперь...Я прощаю тебя,Марта.

Ейхотелось плакатьот радости иоблегчения,ей хотелосьцеловать егоизмученноелицо и тонкиемузыкальныепальцы. Проклятаягордость инепосильныйгруз условностейне позволили.Вся ее благодарностьуместиласьв одно-единственноеслово...

—Спасибо.

— Неза что. — Арсенийулыбнулся, ноулыбка его быланастороженной,а во взглядечиталасьнеудовлетворенность.— Послушай,если уж у насночь признаний,тыбольшеничего не хочешьмне рассказать?Видишь, Марта,я сегодня добрыйи всепрощающий.

Онабы рассказала.Она бы даженашла силы длятого, чтобыпревратитьв слова то чувство,которое зарождалосьи набирало силыгде-то глубоков душе. И наусловностибы наплевала,и на собственнуюгордость, толькобы он не смотрелна нее вот так— внимательнои настороженно,как на врага.Но бездоннаяпропасть, ихразделяющая,ширилась скаждой секундой,а чувства всеникак не трансформировалисьв правильныеслова.

—Извини.— Марта виноватоулыбнулась.— Мне, в самомделе, большене в чем каяться.Но теперь тыпонимаешь, чтонет нужды помогатьтакой, как я.Уезжай, Арсений.Так будет лучше.

— Длякого лучше? —Теперь Арсенийдержался заподоконникобеими руками,и Марте казалось,стоит толькоразжать пальцы,как он сразуупадет.

— Длятебя. Ты же видишь,оставатьсясо мной опасно.

— Да,оставатьсяс тобой опасно,— повторил онрассеянно, —но я попробую.Знаешь, Марта,я не привыкостанавливатьсяна полпути.Обещаю, я доберусьдо правды. —Наверное, ейпросто показалось,но в голосе егопрозвучалаугроза.

—Хорошо.Мы попытаемсядобраться доправды вместе.— Теперь, послепокаяния, онаготова былапринять любоеего решение.Просто придетсябыть в два разаболее осторожнойи внимательной,чтобы защититьне только себя,но и Арсения.— Ты устал. Давайя расстелюпостель?

— Нев моих правилахотказыватьсяот таких заманчивыхпредложений.— Он оттолкнулсяот подоконника,пошатываясь,подошел к кровати.— Но предупреждаю,нет никакогосмысла посягатьна мою честь,сегодня я нев форме.

— Яне буду. — Мартаулыбнулась,сдернула скровати покрывало.— Я даже могупосидеть вкресле, чтобыне тревожитьтвой сон.

— Вкресле не нужно.— Арсений зевнул,стащил с себяводолазку. —Мне достаточнотвоего честногослова.

— Даюслово не тревожитьтвой сон и непосягать натвою честь.

Мартаотвернулась,позволяя емураздеться,перед тем какраздетьсясамой, выключиласвет. Когда ееголова коснуласьподушки, Арсенийуже крепкоспал. Она как-тосразу почувствовала,что он спит,каким-то особенным,пробуждающимсятолько в егоприсутствиишестым чувством.

—Спокойнойночи.

Егокожа была горячейи чуть солоноватойна вкус. Ворованныйпоцелуй непринес долгожданногопокоя, наоборот,разбередилраны. Мартауткнулась вподушку, чтобыне разбудитьАрсения придушеннымирыданиями.

*****

Арсенийпроснулся отпения птиц. Намгновение емупоказалось,что он у себяна даче, чтоптицы поют вветвях старойвишни, той, чторастет прямопод окном. Нодостаточнобыло открытьглаза, чтобыпонять — оношибался. Нетникакой дачии вишни за окном,да и птицы, похоже,пели тольков его сне.

—Доброеутро.

Мартасидела в кресле.Вид у нее былтакой, словноона и не ложиласьвовсе. А может,и не ложилась?Сам он вырубился,кажется, ещедо того, какзакрыл глаза,и сон, надо сказать,пошел ему напользу. Телобольше не отзывалосьболью на малейшеедвижение, иголова не кружилась.Что еще нужнодля счастья?

—Доброе.— Арсений селв кровати, погладилприветственнорыкнувшегоГрима, спросилосторожно: —Ты вообще спала?

—Спала.— Марта дажекивнула вдоказательствосвоих слов, ноАрсений неповерил. Похоже,так и просиделав кресле безсна. Вон какиеу нее шальныеглаза! Такиеглаза он виделу Селены послеособо тяжелыхночных дежурств.

—Врешь.— Не особо заботясьо том, смотритМарта или нет,Арсений потянулсяза джинсами,спросил безовсякой надеждына ответ: — Почемуты мне все времяврешь?

— Яне вру. — В ееголосе послышаласьобида. — Я непонимаю.

Онане понимает...Ну, что тутподелать?! Укаждого своипредставленияо морали. Вчераему показалось,что она искреннераскаивается,что еще чуть-чуть,и она расскажетвсю правду,может быть,попросит опомощи. Нераскаялась,не попросила...Ну что ж, обещаниеон давал не ей,а Нате. А обещаниянужно выполнять.Возможно, ужесегодня онполучит недостающуюинформацию,и работатьсразу станетлегче.

— Тыведь не выходилаиз комнаты? —спросил Арсений,натягиваясвитер.

— Нет.Ждала, когдаты проснешься.

— Этохорошо. Скажимне, Марта, вэтом доме принятысовместныезавтраки?

—Когдабыла жива Ната,все собиралисьв столовой кдевяти утра,а теперь я незнаю.

Арсенийбросил взглядна наручныечасы, удовлетвореннокивнул.

—Будемнадеяться, чтотрадиции ещев силе. Я сейчасумоюсь, и мыпойдем завтракать.

—Вместе?

— Тебячто-то смущает?— Арсений обернулся,уже стоя напороге ванной.— Общение сомной можетбросить теньна твою безупречнуюрепутацию? —Он злился и самне до концапонимал причинусвоей злости.

— Мнеплевать нарепутацию. —Марта дернулаплечом. — Простоя подумала, чтобудет разумнее,если о наших...— она запнулась,— о нашем деловомпартнерстведо поры до временине будут знать.