— Они вызывают дух Азеша, — через силу проговорилаСефрения.

— Может, пора и нам вмешаться? — сказал Спархок,поднимаясь на ноги.

— Сядь, Спархок. Еще рано.

— Почему? Вряд ли их там слишком много.

— Ну и что толку будет, если ты сейчас ворвешься в доми порубишь там всех на куски? Садись и смотри.

— Но я обязан, Сефрения. Это часть клятвы.

— Оставь ты свою клятву. Ты что, не понимаешь, чтоздесь все гораздо серьезней?

Спархок сел на стул.

— Что они делают? — обеспокоенно спросил он.

— Я же тебе сказала, — терпеливо ответилаСефрения, — они вызывают дух Азеша. А это ясней ясного говорит — этоземохцы.

— А что делают там эленийцы? Каммориец, лэморкандец ипелозийка?

— Я думаю, получают указания. Земохцы пришли сюда неучиться, они пришли учить, и ничему они не научат. Все это гораздо страшнее исерьезнее, чем ты можешь себе вообразить.

— Что же нам делать?

— Сейчас — ничего. Будем сидеть и наблюдать.

Спархок снова почувствовал ледяную хватку на своем затылке иогненное покалывание пробежало по его венам.

— Азеш отвечает им, — тихо сказалаСефрения. — Теперь мы должны затаиться и попытаться ни о чем не думать.Иначе Азеш может почувствовать нас, нашу враждебность.

— А почему эленийцы принимают участие в обрядахпоклонения ему?

— Он пообещал им что-то, наверно. Старшие Боги щедры,когда им что-то нужно.

— Какая награда может оплатить сгубленную душу?

Сефрения пожала плечами.

— Долгая жизнь, возможно, деньги, власть. Или красота —для женщины. — Может быть, и кое-что другое, но лучше об этом не говорить.Азеш хитер, он обманывает всех тех, кто ему поклоняется, как только ониперестают быть ему нужными.

Под окнами прошел ремесленник с грохочущей тачкой, освещаясебе путь факелом. Он взял из тележки незажженный факел и вставил его вжелезный рожок над входом в лавку, и, запалив огонь от своего факела,прогрохотал дальше.

— Молодец, — прошептала Сефрения, — теперьнам легче будет разглядеть их, когда они будут выходить.

— Но мы же их уже видели.

— Боюсь, теперь они будут представлять из себя совсемдругое зрелище.

Внезапно дверь стирикского дома растворилась и показался всвоих желтых шелках каммориец. В круге света от факела стало видно, что лицоего бледно мертвенной бледностью, а в расширенных глазах застыл ужас.

— Этот больше сюда не придет, — прошепталаСефрения. — Такие как он потом всю жизнь проводят, стремясь искупить своежелание предаться тьме.

Несколько минут спустя в круге света показался лэморкандец.На перекошенном лице глаза его горели дикарской жестокостью. Два арбалетчика,сопровождающие его, остались бесстрастными.

— Потерян, — вздохнула Сефрения.

— Что?

— Этот потерян. Азеш взял его.

Третьей из дома вышла пелозийка. Ее фиолетовое одеяниенебрежно свисало с плеч, распахнутое впереди. Под ним она была обнаженной. Насвету стали видны ее остекленевшие глаза и пятна крови на обнаженном теле. Еегромадный слуга сделал неуклюжую попытку запахнуть ее одежду, но она зашипелана него, отбросила его руки и зашагала по улице, бесстыдно выставляя на показсвое тело.

— А эта не просто потеряна, — прошепталаСефрения. — Она теперь будет еще и очень опасна. Азеш вселил в нее темноемогущество. — Сефрения нахмурилась. — Мне хочется предложить, чтобымы пошли за ней и убили ее.

— Не знаю, смогу ли я убить женщину, Сефрения.

— Она теперь уже не женщина. Мы должны были быобезглавить ее. Но это может вызвать большое беспокойство в Чиреллосе.

— Что делать?

— Обезглавить. Обезглавить, Спархок. Это единственныйспособ, если хочешь быть уверен, что она действительно мертва. Сегодня мывидели достаточно. Давай возвратимся в Замок и поговорим с Нэшаном. Завтра надорассказать обо всем Долманту. Церковь знает, как поступить в такихслучаях. — Сефрения поднялась.

— Позволь мне понести этот меч, Матушка.

— Нет, Спархок. Это теперь мое бремя, и мне нестиего, — она спрятала меч Лакуса в складках одежды и направилась к двери.

Они спустились в лавку. Навстречу им, потирая руки, заспешилхозяин.

— Ну что, — нетерпеливо спросил он. — Выберете комнаты?

— Они совершенно непригодны, — подозрительнофыркнула Сефрения. — Мой хозяин и собаку не будет держать в такомместе. — Лицо ее было белее мела и она заметно дрожала.

— Но…

— Открывай-ка побыстрей дверь, приятель, — веселосказал Спархок. — Нам давно пора идти.

— Но что вы там так долго делали, позвольте спросить?

Спархок с холодной скукой посмотрел на него, и торговец,тяжело сглотнув, поковылял к двери, доставая из кармана ключ.

У дверей огромной тенью возвышался Фарэн, как бы прикрываясобой лошадку Сефрении от ночного холода и тьмы. Под его тяжелым копытом сшипастой подковой на мостовой валялся отодранный кусок грубой материи.

— Что-то случилось, пока нас не было? — спросилего Спархок.

В ответ Фарэн насмешливо фыркнул.

— Ясно, — сказал Спархок.

— О чем это вы? — тихо спросила Сефрения, когдаСпархок помогал ей забраться на лошадь.

— Кто-то пытался украсть твою лошадь. А Фарэн отговорилего.

— Ты и вправду можешь разговаривать с ним?

— Я более-менее улавливаю его мысли. Мы ведь давно другдруга знаем. — Спархок вспрыгнул в седло и они направились к Замку.

Когда они проехали примерно с пол-мили по улицам города,Спархока внезапно охватило чувство близкой опасности. Повинуясь инстинкту, оннатянул поводья Фарэна так, что тот, повернувшись, толкнул плечом маленькуюлошадку Сефрении, заставив ее испуганно шарахнуться в сторону. И тут же вночной темноте свистнула арбалетная стрела, пролетев там, где мгновенье спустябыла Сефрения.