Один из них, не снижая скорости, двигался прямо к крыльцу. Двое боевиков выбежали было из двери. Но, увидев надвигающуюся прямо на них огромную кабину, заскочили обратно. Оружием они даже и не попытались воспользоваться.

Кабина уперлась в дверь, перегородив выход.

А к окнам уже бежали водители. Круша монтировками стекла, они вваливались в дом, обрушивая на головы обескураженных боевиков сумасшедшей силы удары.

Первым опомнился Быня. Он выхватил из-за пазухи пистолет. Но выстрелить не успел. Подскочивший к нему Сергей Иванович саданул монтировкой по руке. После следующего удара — в лицо — Быня рухнул на пол.

В кресле, стоящем в углу комнаты, сжав пальцами подлокотники, сидел Осокин. Бледный, с дрожащими губами. Анна подбежала к нему.

— Ключ! — процедила она.

Осокин кивнул в сторону стоящего неподалеку журнального столика.

Анна схватила со столика ключ и помчалась по коридору в сторону подвала.

Вдруг из соседней комнаты появился Ярый с автоматом в руках. Дал очередь в потолок.

— Стоять, суки! — заорал он. — На пол, быстро! Всех порешу!

Он не успел договорить, как рухнул на пол, смятый толпой водителей, рассыпавшихся по дому. Его даже не ударили, просто подмяли, как подминает тяжелый грузовик картонную коробку, случайно оказавшуюся на дороге.

На Осокина, вжавшегося в кресло, просто никто не обращал внимания.

Он лихорадочно всматривался в глубь коридора, ведущего к лестнице в подвал. Едва в конце коридора появилась Анна, вскочил и кинулся ей навстречу.

Выхватив пистолет, направил ствол на голову Наташи. Обратился к Анне:

— Скажи им, чтоб остановились! Чтоб на местах оставались! Быстро!

— Стойте! Не подходите сюда! — закричала Анна. Несколько водителей остановились в дверях. Осокин почувствовал, что инициатива переходит в его руки.

— Молодец. А теперь подай мне девочку.

Анна замотала головой. Плотнее прижала к себе Наташку.

— Я сказал: мне! А то через три секунды будешь держать ее уже мертвую! — Он поднял пистолет. Анна подошла к Осокину. Тот, приставив дуло пистолета к Наташиному виску, взял у нее ребенка.

Та закричала, цепляясь ручонками за платье Анны:

— Мама! Не надо, мамочка!

— Не бойся, солнышко. Я приеду… Скоро приеду… — произнесла та срывающимся от волнения голосом.

Осокин открыл дверь спальни.

— Не дай бог хоть кто-то дернется! Хоть кто-нибудь, — бормотал он, пятясь к окну и увлекая за собой девочку. — Если кто за мной пойдет — я ей сразу башку продырявлю.

Подойдя к окну, рукоятью пистолета разбил стекло. Не выпуская из рук Наташку, выбрался на улицу.

— Павел, — позвала Анна, не в силах двинуться с места.

Нестеров вбежал в коридор. Подлетел к Анне:

— Что случилось? Почему нам нельзя было сюда идти? Где Наташка?

К ним подбежали водители из гостиной, Галина, Лариска.

Анна, не отрывая взгляда от разбитого Осокиным стекла, взяла Павла за руку. Еле слышно произнесла:

— Там твоя дочь.

Павел рванулся к окну и выскочил на улицу.

— Алло! Константин Юрьевич! — воскликнул Осокин. Ну, слава богу! Еле дозвонился. Это Осокин Олег. Мне… У меня возникли неприятности. Мне нужно где-нибудь пересидеть некоторое время.

Из трубки донеслось удивленное:

— Осокин? Какой Осокин?

— Извините. Мне нужен Старков Константин Юрьевич.

— Я — Старков. Но фамилию Осокин впервые слышу.

— Как же… Мы же с вами…

— Извините, молодой человек, — перебили Олега, — вы что-то напутали.

В трубке раздались гудки.

Осокин в сердцах швырнул телефон на пол машины. И вдруг увидел, что сзади едут несколько рефрижераторов.

Наташка сидела, съежившись, на переднем сиденье, и полными ужаса глазами смотрела на страшного дядю, который плакал, бил кулаками по рулю и кричал какие-то непонятные слова.

Бандитский джип ехал впереди рефрижераторов. За рулем сидел Павел. Рядом — Анна. Сзади — Володя и Сергей Иванович.

— Вон он! Вон он, сволочь, — произнес Павел. Расстояние между ними и Осокиным сокращалось. И вдруг Володя приподнялся. Подался вперед, перегибаясь через переднее сиденье и пристально глядя на «мерседес», который они преследовали. Прошептал:

— Это она. Та машина, которая нас с Юркой с моста скинула.

— Да брось ты, — не поверил Сергей Иванович. — Этого ж быть не может!

— Она. Точно она!

Осокинский «мерседес» загнали, как зверя, окружив огромными рефрижераторами.

Тот выбрался из машины с девочкой на руках, не отрывая пистолета от ее виска.

Возле него, полукругом, собрались водители. Чуть впереди стояли Павел и Анна.

Зубы Осокина громко стучали друг о друга. Руки ходили буквально ходуном.

— Не подходи! Убью — не подходи! — вопил он.

— Выстрелишь — разорву, — медленно произнес Павел.

Осокин опустился на колени. Поставил девочку на землю, отшвырнул пистолет и завыл, обхватив голову руками.

Наташка бросилась к Анне. Но на ее пути вдруг появился мужчина. Тот самый, который сидел вместе с ней в подвале. Он подхватил девочку и прижал к небритому лицу.

Кривая улыбка исказила лицо Осокина:

— Забирай свое сокровище!

Павел остановил водителей, готовых броситься на Осокина:

— Не трогайте его. Пусть идет.

В его голосе звучала брезгливость. Опомнившаяся Наташка начала громко плакать.

— Все хорошо, все хорошо, моя девочка, — снова и снова успокаивала ее Анна, покрывая поцелуями мокрое от слез личико. — Все хорошо. Все хорошо.

Павел обнимал двух самых дорогих для него во всем мире женщин и в этот момент чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Воспользовавшись этим, Осокин попятился к опушке рощи вдоль дороги. Он бежал вперед не разбирая дороги. Преследователи молча наблюдали за ним.

Олег бежал, прорываясь сквозь густые заросли. Пистолет он выбросил еще на опушке. Все его лицо было покрыто царапинами, похожими на сеть. Одежда, новый светлый костюм, стоивший кучу денег, был безжалостно порван колючими ветками и залеплен паутиной. Он бежал, не понимая, куда бежит и где будет финал этого марафона.

Постепенно он перешел на шаг. Олег Осокин шел вперед, не останавливаясь. Он не знал, сколько часов уже пробирается сквозь этот бесконечный лес. Сколько часов. А может быть, дней. А может быть, лет. Ему казалось, что уже прошла сотня лет, с тех пор как он спустился с дороги и оказался здесь, один на один с молчаливыми, равнодушными деревьями. Его руки и лицо были изодраны в кровь. Он хотел есть. Во рту пересохло. Сердце колотилось в бешеном ритме. Ноги стали ватными и отказывались идти. Но Олег знал, что нельзя останавливаться. Нужно двигаться вперед во что бы то ни стало. Сейчас он хотел только одного — выбраться отсюда поскорее. Когда-нибудь это все должно закончиться. Он выйдет. Только не нужно останавливаться, и тогда это случится скоро. Олег шел, держа руки впереди себя и отодвигая упрямые ветки. Он задыхался. Перед глазами плясали разноцветные круги, словно издеваясь над ним. Олег остановился. Оперся рукой на толстый ствол поваленного дерева, оглянулся по сторонам. Деревья, кусты. Толстые изогнутые ветки, как руки чудовища. Вокруг непонятные, странные голоса, похожие то ли на плач ребенка, то ли на дикий смех. «Галлюцинации», — думал Олег, не желая поддаваться смешным детским страхам. Внезапно у него перехватило дыхание. Олег оцепенел, прижался спиной к холодному стволу. Два горящих желтых глаза смотрели на него из-под черных кустов. Они то гасли, то зажигались вновь, как свет маяка на берегу океана. Неизвестное животное моргало и изучало одинокого путешественника. А одинокий путешественник дрожал от страха. «Волк, — сообразил Олег. — Мне конец. Лучше бы я оказался в руках этих подонков, чем быть задранным и сожранным волком. В лесу». Олег так ярко представил себе эту картинку, что сердце сжалось в маленький комок. Глаза желтели в темноте. И тогда Олег закричал. Закричал протяжно, отчаянно. Когда он замолчал и посмотрел на то место, где прятался серый убийца, глаза исчезли.