Борн нашёл главу академии, чёрта Бин-Бена Зибигуса, и велел ему опустить мост и дожидаться магистра Фабиуса со студентами, которых следует обогреть и накормить.

Распорядившись таким образом, Борн спокойно проследовал во дворец. Он знал, что Диана сейчас вполне себе в безопасности. Если, конечно, считать таковой опеку и заботу разъярённого отца.

Впрочем, демон велел Хелу защищать Диану и от отца, и совершенно не волновался о том, что его приказ может быть нарушен. Куда демонёнку деваться от вездесущего хозяина Серединного мира?

Борн проводил Ханну в спальню, чтобы она могла отдохнуть и переодеться, а сам распорядился о праздничном ужине. Ну и о том, чтобы студентам слуги тоже принесли в комнаты ветчины и вина. Он знал, что старый чёрт в порыве педагогического рвения уже планирует осчастливить Диану и парней оставшейся от ужина кашей. Мол, сами виноваты, что опоздали.

Но дети-то набегались не по своей вине, и аппетит у них тоже, наверное, разгулялся. Хотя Хел мог бы и сожрать кого-нибудь из бунтовщиков, если уже умеет.

Едва слуги накрыли на стол, как явился Фабиус. Мокрый и весь какой-то недобрый.

Борн послал служанку за Ханной, но на полпути приказал ей вернуться обратно. Он прозрел, что правительница задремала, едва опустившись в кресло. День оказался тяжёл для неё.

Демон велел служанке помочь госпоже раздеться и лечь в постель. Решил, что ещё успеет познакомить её с Фабиусом.

А если и не успеет…

— Сними плащ, пусть слуги его просушат, — предложил Борн магу. — Хочешь, я попрошу приготовить тебе ванну? Кажется, так принято у людей?

— Обойдусь, — буркнул Фабиус, но плащ отдал.

Слуга принял его со всем почтением и так явно расстилался перед магистром — как же, единственный настоящий маг — что Фабиус слегка отмяк.

— Ну как? — спросил он, безо всяких ужимок и церемоний наливая себе водки и отрезая сочный шмат окорока. — Ты готов сегодня отправиться в ад?

— Да, — кивнул Борн. — Пора. Сегодня портал откроется, и я попробую пройти сквозь него.

— А как же Алекто? Что если фурия воспрепятствует тебе?

— Думаю, справлюсь. — Борн тоже налил водки и вдохнул её, не утруждаясь даже изображать, что пьёт, как люди. — Вряд ли она стала сильнее от того, что заточена в камень.

Фабиус покивал с набитым ртом. Он был очень озабочен судьбой души Дамиена в аду, но это не портило ему аппетита.

— Отправимся в полночь? — уточнил он. — Я провожу тебя до трона в Йоре. И буду ждать там твоего возвращения.

Борн кивнул:

— В полночь.

Он не отказался от помощи человека, ведь магистр Фабиус на деле доказал, что не слабее демона. А Борн не мог сейчас даже предположить, какими будут свойства портала. Вдруг следом за ним на землю проникнет через него какая-нибудь демоническая тварь?

Демон был внутренне готов к схватке. Он был сыт. Раны его хоть и отдались болью, когда он погружался сегодня в Междумирье, тоже уже достаточно зажили.

Нет, он не собирался встречаться в аду с Сатаной, только разведать как там и что, но сытость всё-таки успокаивала. А вот неизвестность тревожила: демон не знал, где и как искать душу Дамиена.

Если она попала в общий котёл, он не найдёт даже свидетелей её смерти. А если нет? Кто может просветить его о судьбе мальчика? Разве что книга адских записей, ведь она знает все пути и все судьбы.

Пожалуй, что да. Именно книгу ему стоит найти для начала. А уж тогда будет ясно: искать ли душу Дамиена дальше или принести магистру свидетельство о смерти души его сына.

— В полночь, — повторил Борн. — А сейчас тебе лучше немного поспать. Ты всё-таки человек, а тебе тоже будут нужны силы.

Маг сыто икнул и согласился. Водка расслабила его: черты лица смягчились, начали слипаться глаза.

Демон предложил другу расположиться в комнате для гостей и пообещал разбудить, как только пробьёт полночь. Он уже привык учитывать, что тела людей удивительно слабы, зато их души обладают удивительной стойкостью.

Кем мог бы стать Фабиус, проживи он ещё пару-тройку тысячелетий, если и сейчас маг не так уж и отстаёт от демона в мудрости и огне рвения?

Так в чём же секрет человечьей души? Что тогда отличает её от демонического средоточия огня? Неуязвимого, пылающего, но раз за разом проигрывающего субстанции не крепче водки.

Глава 3. За час до полуночи

Прогуливаясь по ночному замку и размышляя, демон Ангелус Борн сам не заметил, как ноги принесли его к дверям спальни Ханны.

Он постоял немного под дверью, размышляя, хочет ли её видеть, и вдруг, сам не ожидая этого от себя, одним порывистым движением прошёл сквозь.

Правительница спала. Она дышала ровно, улыбаясь, словно дитя. Когда Борн был рядом с ней, во дворце, Ханна ничего не боялась.

Демон наклонился к её лицу, вдыхая тонкий запах, похожий на запах пряностей. Когда-то в верхнем аду он любил аромат корицы.

Его тепло коснулось нежной кожи Ханны, и она открыла глаза.

Борн не знал, как тонок бывает сон человека во время игры сновидений. Он уже много раз приходил посмотреть на спящую Ханну, и тогда она не почувствовала ничего. И вдруг…

Демон улыбнулся и позволил своей огненной крови осветить тело. Пусть лучше Ханна увидит его, чем испугается присутствия неведомой опасности.

Она тоже улыбнулась, узнав его.

— Уже утро? — спросила она.

Правительница подняла голову и посмотрела на тёмный прямоугольник окна, чуть подсвеченный масляными фонарями с дворцовой аллеи.

— Нет, — сказал Борн. — Ещё целый час до полуночи.

— Ты не спишь по ночам? — Она села в постели, и он опустился рядом. Места здесь хватило бы на всех студентов, что прошли сегодня отбор.

— Да, — отозвался он эхом. — Я редко сплю по ночам. А последнее время мне и вовсе не спится.

— Почему? — спросила Ханна обеспокоенно.

Она потянулась к креслу, чтобы стянуть с него и накинуть на плечи шаль.

Ей было неловко сидеть рядом с жарким телом демона в слишком тонкой сорочке.

А ещё она знала, что Борн хорошо видит её во тьме спальни, освещённой только сиянием его рук и лица.

Демон вздохнул: он разбудил, а теперь ещё и смутил правительницу. Но отступать было некуда.

Если не сейчас, то когда? А вдруг он сегодня сгинет в аду и больше не сумеет вернуться в человеческий мир?

Борн давно хотел открыть Ханне правду. Но лишь овладев силой лжи, ощутил, что способен не солгать в важном.

— Я нашёл твою дочь, но не сумею её спасти, —