Сиделка еще не вернулась в палату. Судя по доносящимсясквозь неплотно прикрытую дверь звукам, она болтала с охранниками. Кэролслышала, что администрация Ля Питье пыталась возражать против того, чтобы вбольнице находилась вооруженная охрана, однако полиция считала, чтобезопасность Кэрол гораздо важнее репутации больницы. В итоге больничномуначальству пришлось смириться со столь вопиющим нарушением общепринятых правил.Сама Кэрол терпеть не могла причинять неудобства кому бы то ни было, однако,увидев новых охранников собственными глазами, она не могла не признать, чтовыглядят они весьма внушительно. Правда, в больничной обстановке их черныеавтоматы и синяя с красными шевронами форма выглядели по меньшей меренеуместно, все же на душе у Кэрол стало намного спокойнее.

— Ну как ты сегодня? — спросил Мэтью, когда Кэролс его помощью сделала еще несколько глотков чая. Ее руки по-прежнему дрожали,но лицо было спокойным.

— Просто немного устала, — ответила Кэрол. Утробыло беспокойным, но вчерашние события были куда страшнее. Кэрол знала, чтоникогда теперь не забыть ей день, когда перед ее глазами возник этот безумныйпарень с ножом. Стоило ей увидеть его глаза, и она поняла с абсолютнойясностью, что через несколько секунд умрет. Ничего подобного Кэрол неиспытывала, даже когда взрывная волна подняла ее в воздух и швырнула к стенетоннеля. Тогда она просто не успела осознать, что с ней произошло, не успелаиспугаться. Тот взрыв представлялся ей чем-то вроде стихийного бедствия —урагана или извержения вулкана, которое угрожает сразу всем и никому вотдельности. Но вчера все было совершенно иначе. Не темные силы стихии, авполне конкретный человек пришел, чтобы отнять жизнь у нее, и это казалосьКэрол непостижимым и пугающим. Трудно сохранять хладнокровие, когда знаешь, чтосмерть грозит лично тебе и что есть люди, которые в этом заинтересованы. Примысли об этом Кэрол снова начинало трясти. Но теперь рядом был Мэтью. Стоило ейвзглянуть на его уже не чужое лицо, как у нее сразу становилось спокойнее надуше. Теперь она знала, что это жесткое, аскетическое лицо может быть другим —нежным, добрым, родным. Но чувства Мэтью в большинстве случаев выражались не всловах, а в делах. Вот только самого главного дела Мэтью так и не сумел довестидо конца, хотя в его глазах ей и сейчас мерещился отсвет глубокого и искреннегочувства. Кэрол только не знала, был ли это отсвет горько-сладких воспоминанийили его любовь к ней так и не остыла до конца. Выяснять это Кэрол и несобиралась, она не хотела бередить старые раны и открывать двери, которые — длянее, во всяком случае, — закрылись навсегда. Пусть прошлое хоронит своихмертвецов, подумала Кэрол. Так будет лучше и для него, и для нее.

— Нет, я чувствую себя неплохо, — повторила она,увидев, что Мэтью недоверчиво качает головой. — Ну, почти хорошо… —добавила Кэрол, откидываясь на подушку. — Просто устала, — повторилаона, имея в виду долгий разговор с полицейскими.

— Ты замечательно держалась, — проговорил Мэтьюодобрительно. На протяжении всего разговора Кэрол действительно была спокойна,а ее ответы содержали полезную для следствия информацию. Мэтью, правда,заметил, что Кэрол, порой приходилось прилагать значительные усилия, чтобывспомнить те или иные подробности, но она, не жалея себя, старалась помочьполиции. Впрочем, его это не удивило. Он знал, что Кэрол была незауряднойженщиной — умной, самоотверженной, обязательной. Мэтью сам испытал это на себе,когда погибла его дочь, да и во многих других случаях Кэрол первой спешила кнему на помощь и ни разу его не подвела. В отличие — увы! — от негосамого. Мэтью прекрасно понимал, как безответственно и трусливо он себя повел,когда ему пришлось принимать, быть может, самое важное решение в его жизни. Впоследующие полтора десятилетия он много раз мысленно возвращался к темсобытиям — и снова, и снова убеждался в том, что совершил непоправимую ошибку.Он причинил боль женщине, которую любил, разрушил ее и свою жизнь, уничтожилсвое будущее. А самое страшное заключалось в том, что изменить уже ничегонельзя. Мэтью сознавал это лучше, чем кто бы то ни было, но часто бессонныминочами ему мерещилось ее лицо, ее губы, ее глаза, ее улыбка, ее голос иприкосновения. Так продолжалось все пятнадцать лет, что они не виделись, и воттеперь он снова сидит рядом с ней, и достаточно протянуть руку, чтобы коснутьсяее нежной, теплой кожи.

— Признайся, ты провел с ними беседу? —поинтересовалась Кэрол. Полицейские держались с ней на редкость любезно ивежливо, их обходительность показалась ей довольно необычной, и она решила, чтоэто Мэтью счел необходимым вмешаться.

— Я действительно позвонил министру внутреннихдел, — признался он. Когда Мэтью сам был министром, ему приходилоськурировать расследование некоторых особо важных дел, имеющих общественныйрезонанс. Это была обычная практика, и Мэтью хорошо знал, к кому следуетобратиться.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Кэрол.Внимательность и забота, проявленные Мэтью, оказались очень кстати. Если бы неон, сегодняшний допрос мог бы пройти совершенно иначе. Полицейские непостеснялись бы вывернуть ее наизнанку, добиваясь ответов на свои вопросы, и,возможно, его звонок министру обуздал их служебное рвение. Впрочем, наколичество полученной ими информации это не повлияло — скорее даже наоборот.

— Ты скучаешь по своей прежней работе? — спросилаКэрол. В глубине души она знала ответ. Когда они познакомились, Мэтьюпользовался почти неограниченной властью и был, пожалуй, самым могущественнымчеловеком е стране. Многим мужчинам бывает непросто расстаться с подобнымивозможностями, и Мэтью не был исключением. Ему нравилось командовать,руководить, приказывать, поэтому оставить министерский пост и подать в отставкубыло для него непросто. В те годы Мэтью в глубине души был убежден, чтоблагосостояние и безопасность его страны зависят исключительно от него одного —и не давал себе ни минуты отдыха. «Я люблю свою родину», — не раз говорилон Кэрол, и она чувствовала, что Мэтью действительно сжигает пламенная любовь кФранции и ее народу. И вряд ли его чувства угасли, когда он отошел от дел.

— Иногда. Да нет, честно говоря, довольно часто. —Мэтью усмехнулся. — Ответственность подобного рода нельзя сбросить с себясловно старый пиджак. Это как… как любовь, которая никогда не умирает. Впрочем,времена изменились. В наши дни быть министром внутренних дел намного труднее, ктому же, по совести сказать, это грязная работенка. Была грязная, а стала ещегрязнее. Терроризм повлиял на многое и многих, и не только во Франции, но и вдругих странах тоже. Ни одному из политиков не удалось пока справиться с этойбедой, и дальше будет только хуже. Когда я работал в правительстве, все былопроще. Мы, по крайней мере, знали врага в лицо, знали, где его искать.Сегодняшний терроризм не имеет определенного лица. Нет, конечно, полиция исейчас задерживает преступников, но зачастую это происходит уже после того, какпрогремит взрыв и погибнут десятки или даже сотни ни в чем не повинных людей.Подобное случается все чаще и едва не случилось с тобой. К несчастью,современный терроризм как бы растворен в потоках иммигрантов, которые хлынули внашу страну, но закрыть границы и выслать их, как предлагают некоторые, было быошибкой. Единственно верный путь в данной ситуации — искать новые способыпредотвращения террористических актов, но это нелегко. Многие простые людиразочаровались в общественных институтах и перестали доверять политическим лидерам.Люди все чаще вступают в конфликты без веских на то причин, отсюда злоба,ярость, вспышки насилия, которые трудно остановить, — Мэтьювздохнул. — Нет, я не завидую тем, кто сейчас работает на самом верху, ивсе же ты права — мне очень не хватает моей прежней работы. Да и какой мужчинане мечтает изменить мир? — добавил он с грустной улыбкой.