– И, скорее всего, соучастница покушения на убийство. – Алиса протянула руку, чтобы коснуться моего плеча. Я отшатнулась.

Либби ни за что не пожелала бы мне зла. И никому не позволила бы мне навредить. Я твердо верила в это, но не могла произнести этих слов. Интересно, почему?

– Этот мерзавец заваливал ее сообщениями, – проговорил Нэш. – Я все пытался ее убедить, что лучше его заблокировать, но она не может из-за чувства вины, черт бы его побрал…

– Вины? – переспросила Алиса. – Это за что же, интересно? Если ей нечего скрывать от полиции, чего ж ты так за нее боишься?

Нэш гневно посмотрел на нее.

– Прекращай уже ломать комедию и вести себя так, будто нам обоим с младенчества не твердили, что нельзя разговаривать с полицией без адвоката, так, будто это одна из главных заповедей.

Мне представилась Либби: одна-одинешенька, в тюремной камере. Впрочем, возможно, она вовсе и не в камере, но отогнать эту картинку было непросто.

– Отправьте к ней кого-нибудь, – дрожащим голосом велела я Алисе. – Кого-нибудь из вашей конторы. – Она открыла было рот, чтобы возразить, но я ее перебила: – Немедленно.

Пускай пока что несметные богатства сосредоточены вовсе и не в моих руках, но однажды они мне все же достанутся. Алиса – моя подчиненная.

– Считайте, что дело сделано, – сказала она.

– А еще оставьте меня в покое, – мрачно потребовала я. Они с Ореном не сочли нужным ни о чем мне рассказать! Воспользовались мною, точно пешкой! – Это ко всем относится, – уточнила я, посмотрев на Орена.

Мне надо побыть одной. Сделать все, что в моих силах, чтобы только не дать им заронить зерно сомнения в мою душу, потому что если я не смогу доверять Либби…

У меня никого не останется.

Нэш прочистил горло.

– Ли-Ли, ты сама ей расскажешь о медиаконсультанте, который ждет ее в гостиной, или поручишь это дело мне?

В итоге я согласилась пообщаться с этим медиаконсультантом, требовавшим баснословных гонораров за свои услуги. И дело вовсе не в том, что я всерьез собиралась блистать на сегодняшнем благотворительном балу – просто я понимала, что иначе никто не оставит меня в покое.

– Сегодня, Эйвери, мы с вами проработаем три момента, – сообщила мне темнокожая дама-консультант с чопорным британским акцентом, представившаяся как Лэндон. Трудно было сказать, имя это или фамилия. – После сегодняшнего нападения на дороге вы – да и ваша сестра – будете пользоваться повышенным вниманием.

Либби ни за что не причинила бы мне вреда, с отчаянием подумала я. И не позволила бы этого Дрейку. А следом подоспела другая мысль: И все же она не заблокировала его номер.

– Сегодня мы с вами разберем, что говорить, как говорить и как понять, когда пришло время промолчать или возразить, – пояснила Лэндон. Держалась она спокойно и уверенно, а выглядела до того стильно, что оба моих стилиста, вместе взятые, не смогли бы с ней посоперничать. – Разумеется, в силу печальных событий, произошедших сегодня утром, интерес к вам усилится, но ваши юристы настоятельно рекомендуют разглашать как можно меньше подробностей того случая.

Под тем случаем она имела в виду второе за три дня покушение на мою жизнь. Либби тут ни при чем. Иначе и быть не может.

– Повторяйте за мной, – велела Лэндон. – Я благодарна за то, что жива, и очень рада присутствовать здесь сегодня.

Я постаралась отодвинуть докучливые мысли на задний план, насколько это было возможно.

– Я благодарна за то, что жива, – с каменным лицом повторила я, – и очень рада присутствовать здесь сегодня.

Лэндон смерила меня внимательным взглядом.

– И какой у вас тон, как вам кажется?

– Взбешенный? – мрачно предположила я.

– Попробуйте его слегка поумерить, – мягко предложила мне Лэндон. Потом выдержала паузу и внимательно посмотрела на меня. – Расправьте плечи. Расслабьте мышцы. Поза – это первое, на что обратит внимание аудитория. Если вы будете горбиться и съеживаться, пытаясь казаться меньше, публика сделает свои выводы.

Я закатила глаза, попыталась сесть чуть прямее и вытянула руки вдоль тела.

– Я благодарна за то, что жива, и очень рада присутствовать здесь сегодня.

– Нет. – Лэндон покачала головой. – Живые люди так не разговаривают.

– Но я же живой человек!

– Окружающим будет трудно в это поверить. Пока что больше похоже, что вы разыгрываете спектакль, – заметила Лэндон, но в ее голосе не было ни единой злобной нотки. – Представьте, что вернулись домой. Что вы снова в зоне комфорта.

А где она, моя зона комфорта? В разговорах с Макс, которая, можно сказать, пропала без вести и непонятно когда вернется? Или в постели, под боком у Либби?

– Подумайте о человеке, которому доверяете.

От этих слов меня пронзила боль – обычно она дарит чувство опустошенности, но в этот раз меня почему-то замутило. Я сглотнула.

– Я благодарна за то, что жива, и очень рада присутствовать здесь сегодня.

– Звучит несколько вымученно, Эйвери.

Я стиснула зубы.

– Да потому что так и есть.

– Неужели же все и впрямь так плохо? – спросила Лэндон. На пару мгновений этот вопрос повис в воздухе. – Неужели вы совсем не испытываете благодарности за то, что вам выпала такая возможность? Пожить в таком доме, знать, что в любых обстоятельствах, что бы ни случилось, о вас и о дорогих вам людях всегда позаботятся?

Деньги – залог безопасности. С ними надежнее и спокойнее. С ними ты всегда уверен, что можешь допустить осечку, но не загубишь при этом всю свою жизнь. Если Либби и впрямь пустила Дрейка на территорию поместья, если в меня стрелял именно он – она точно не знала, что так случится.

– Неужели после всего случившегося вы не благодарны судьбе за то, что выжили? Неужели хотели бы погибнуть сегодня?

Нет. Я хотела жить. И это были не пустые слова.

– Я благодарна за то, что жива, – произнесла я, на этот раз проникшись словами куда сильнее, – и очень рада присутствовать здесь сегодня.

– Уже лучше, но в этот раз… подбавьте боли.

– Прошу прощения?

– Покажите, что вы хрупкая.

Я поморщилась.

– Покажите, что вы обычная девушка. Такая же, как они. В этом-то и секрет моего мастерства: казаться хрупкой и настоящей, но при этом не переступать грани истинной уязвимости.

Уязвимость явно не входила в список качеств, которые хотели подчеркнуть стилисты, когда подбирали мне гардероб. Мне твердили, что у меня должна быть «дерзкая изюминка», твердый стержень. Но даже у дерзких девиц есть чувства.