Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джеймсон! – Я позвала его, но он не обернулся. Он стоял у небольшой картины, на расстоянии трех-четырех футов, и пристально ее рассматривал. Я направилась к нему. Он бросил на меня взгляд и снова повернулся к картине.
Ты же видел меня, пронеслось в голове. И наверняка заметил мою прическу. В комнате было так тихо, что я слышала стук собственного сердца. Скажи что-нибудь.
Джеймсон кивнул на картину.
– Это Сезанн, «Четыре брата», – сообщил он, когда я остановилась рядом. – Любимая картина семейства Хоторнов, нетрудно догадаться почему.
Я заставила себя посмотреть на картину, а не на Джеймсона. На холсте были изображены четыре размытые фигуры. Я различила очертания упругих мускулов. Люди были запечатлены в движении, художник явно не стремился к реализму. Я опустила взгляд на золотую табличку под картиной.
Четыре брата. Поль Сезанн. 1898. Из коллекции Тобиаса Хоторна.
Джеймсон повернулся ко мне.
– Я знаю, что ты отыскала Давенпорт, – вскинув бровь, заметил он. – Один-ноль в твою пользу.
– Грэйсон тоже его нашел, – уточнила я.
Джеймсон помрачнел.
– Ты была права. То дерево в Блэквуде к делу отношения не имеет. Подсказки – в цифрах. Восемь. Один. Один. Нам надо отыскать еще одну.
– Нет никаких «нас», – возразила я. – Ты меня вообще воспринимаешь как живого человека, а, Джеймсон? Или я для тебя просто инструмент?
– Возможно, я это все заслужил, – сказал он, не отводя от меня взгляда еще пару мгновений, а потом снова воззрился на картину. – Старик любил повторять, что хватка у меня бульдожья, вот только я могу сосредоточиться лишь на чем-то одном.
Интересно, что он имел в виду под этим «на чем-то одном» – игру или ее.
– С меня хватит, Джеймсон, – сказала я, и эхо моих слов разнеслось по белой комнате. – Все кончено. С тобой. Со всей этой историей. – Я повернулась, чтобы уйти.
– Мне плевать, что у тебя такая же прическа, как у Эмили, – произнес Джеймсон. Он явно знал, что сказать, чтобы меня остановить. – Мне плевать, – повторил он, – потому что плевать на саму Эмили. – Он судорожно выдохнул. – В тот вечер мы с ней расстались. Я устал от этих ее игр. Сказал, что с меня довольно, а через несколько часов она умерла.
Я обернулась, и его зеленые глаза с красноватой сеткой потрескавшихся сосудов уставились на меня.
– Мне очень жаль, – сказала я, задумавшись о том, сколько раз он прокручивал в голове их последний разговор.
– Пойдем со мной в Блэквуд, – взмолился Джеймсон. Он был прав. Хватка у него и впрямь была как у бульдога – ничем не отвлечь. – Целовать меня необязательно. Да и любить тоже. Главное, Наследница, – не заставляй меня идти в одиночку.
В его голосе слышались надрыв и горечь, которых я еще никогда у него не замечала. Целовать меня необязательно. Прозвучало это так, будто на самом деле он этого хотел.
– Надеюсь, я не помешаю?
Мы с Джеймсоном одновременно повернулись к двери. Неподалеку от нас стоял Грэйсон, и я вдруг осознала, что пока он шел от двери к этой точке, всю меня ему видно не было – только косу.
Братья уставились друг на друга.
– Если тебе вдруг захочется меня отыскать, ты знаешь, куда я пойду, Наследница, – сказал Джеймсон.
Он скользнул мимо брата, устремившись к двери. Грэйсон проводил его долгим взглядом, а потом посмотрел на меня.
– Что он сказал, когда вас увидел?
Когда увидел мои волосы. Я сглотнула.
– Сказал, что расстался с Эмили в тот самый вечер, когда ее не стало.
Тишина.
Я подняла взгляд на Грэйсона.
Он стоял, закрыв глаза, а все его мышцы до единой были напряжены.
– А Джеймсон сказал вам, что это я ее убил?
Грэйсон ушел, а я еще минут пятнадцать стояла в галерее и в полном одиночестве разглядывала «Четырех братьев» Сезанна, пока Алиса не прислала за мной «гонца».
– Согласен, – заявил Ксандр, хотя, учитывая мое молчание, соглашаться было не с чем. – Вечеринка получилась так себе. Ну кто в здравом уме согласится променять сконы на светских львов, правда же?
Мне сейчас было откровенно не до его кондитерских острот. Джеймсон сказал, что порвал с Эмили. Грэйсон признался, что это он ее убил. Тея использовала меня, чтобы покарать их обоих.
– Все, я уезжаю, – заявила я Ксандру.
– Пока нельзя, – парировал он.
– Почему это? – спросила я, смерив его взглядом.
– Потому что только что начались танцы, – пояснил он, поигрывая одинокой бровью. – А ты же хочешь, чтобы журналистам было что посмаковать, так ведь?
* * *
Один танец. Вот чем я порадую Алису – и фотографов, а потом уеду отсюда, только меня и видели.
– Представь, что я – самый восхитительный парень, каких ты только встречала в жизни, – посоветовал Ксандр по пути на танцпол, где нам предстояло станцевать вальс. Он взял меня за руку, а вторую опустил мне на спину. – Я тебе помогу. Каждый год, начиная с того, когда мне стукнуло семь, и заканчивая двенадцатилетием, дедушка дарил мне деньги, которые надо было во что-то вложить. Я все тратил на криптовалюту, а все потому что я гений – а вовсе не из-за того, что слово «криптовалюта» прикольно звучит, – сообщил он и закружил меня. – Но я все продал, еще когда дедушка был жив, – примерно за сто миллионов долларов.
Я уставилась на него.
– Мне это послышалось?
– Вот видишь, я же говорил, что я восхитительный, – парировал Ксандр. Вальсировал он уверенно, но взгляд почему-то опустил. – Даже братья этого не знают.
– А они свои деньги во что вкладывали? – спросила я. Все это время мне казалось, что братья Хоторн остались ни с чем. Да, Нэш рассказывал мне об этой традиции, заведенной Тобиасом Хоторном, – дарить внукам деньги на день рождения, но каковы были эти инвестиции, я не задумывалась.
– Понятия не имею, – небрежно бросил Ксандр. – Нам запрещено было это обсуждать.
Мы все кружили по танцполу; то тут, то там раздавались щелчки фотокамер. Ксандр был так близко, что наши лица почти соприкасались.
– Журналисты решат, что мы встречаемся, – заметила я. Голова у меня кружилась от услышанных откровений.
– Ну раз уж такое дело, – с лукавой усмешкой отозвался он, – пора признаться, что я мастерски строю иллюзию отношений.
– Это с кем же у тебя такое было?
Ксандр посмотрел поверх меня, на Тею.
– Я – машина Руба Голдберга в человеческом обличье, – проговорил он. – Выполняю простейшие задачи мудреными путями. – Он немного помолчал, а потом продолжил: – Это Эмили настояла на том, чтобы мы с Теей начали встречаться. Эм была, скажем так, упрямой. Она не знала, что у Теи уже кое-кто есть.