Я открыла сообщение и фотографию, приложенную к нему, и кровь мигом отхлынула от моего лица. На этом снимке Эмили Лафлин уже не смеялась. На ее губах играла лукавая улыбка, и она смотрела прямо в объектив – казалось, она вот-вот озорно подмигнет зрителю. Макияж у нее был нейтральный, разве что глаза казались неестественно большими, а волосы…

Были уложены в точности как мои.

– Что ты натворила? – снова спросила я Тею скорее с укором, чем с любопытством. Она нарочно напросилась с нами за покупками. Специально настояла на том, что мне стоит выбрать зеленый наряд – такой же, как у Эмили на фото.

И даже колье у Эмили на шее пугающе напоминало мое.

Когда стилист спросил, хочу ли я выглядеть как «девушка с фотографии», я решила, что Алиса показала им снимок какой-то модели. А вовсе не человека, которого уже нет в живых.

– И зачем ты все это затеяла? – спросила я у Теи, несколько подкорректировав свой вопрос.

– Именно этого Эмили бы и хотела, – заявила Тея, достав из сумочки тюбик губной помады. – Если тебя это утешит, – добавила она, придав губам кроваво-красный оттенок, – то я это сделала не тебе назло.

А им.

– Хоторны Эмили не убивали! – выпалила я. – Ребекка сказала, что у нее сердце не выдержало.

Точнее, так сказал Грэйсон, а она только повторила его слова.

– А ты сама-то уверена, что семейка Хоторнов не желает тебе смерти? – с улыбкой спросила Тея. Этим утром она была со мной. И ее тоже потрясло случившееся. Вот только теперь она вела себя так, точно все это было не всерьез.

– Знаешь что, по-моему, у тебя с головой не в порядке, – сказала я.

Впрочем, моя ярость нисколько ее не задела.

– Помнишь, в день нашего знакомства я сказала тебе, что у Хоторнов до твоего появления все было не слава богу, да так и останется? – спросила она и пристально посмотрела на свое отражение. – То же самое можно сказать и обо мне.

Я сняла колье и, зажав его в руке, замерла у зеркала. С волосами было посложнее. Чтобы соорудить такую прическу, понадобилась сноровка аж двух человек. Если у меня и получится ее распустить, то только с божьей помощью, не иначе.

– Эйвери? – Алиса просунулась в дверь.

– Помогите, – сказала я.

– А что такое?

– Надо волосы распустить.

Я начала было распутывать косу, но Алиса поймала меня за руки. Одной рукой она цепко обхватила меня за запястья, а второй закрыла дверь на замок.

– Не стоило на вас так давить, – понизив голос, признала она. – Слишком уж быстро все, трудно выдержать, да?

– Вы вообще понимаете, на кого я похожа? – спросила я, взмахнув перед ее глазами украшением. Она забрала у меня колье.

– На кого? – сдвинув брови, уточнила она. Учитывая, что этот человек не любил задавать вопросы, ответы на которые ему пока не известны, ее удивление казалось искренним.

– На Эмили Лафлин, – ответила я, невольно бросив еще один взгляд на свое отражение. – Тея позаботилась о том, чтобы мой наряд был в точности как у нее.

Пару секунд Алиса обдумывала эту новость.

– Я впервые об этом слышу, – призналась она и снова погрузилась в размышления. – Да и пресса наверняка об этом не знает. Эмили была обыкновенной девчонкой.

Неправда: в Эмили Лафлин не было ровным счетом ничего обыкновенного. Сама не знаю, в какой момент я это поняла. Когда увидела ее на фотографии? Когда пообщалась с Ребеккой? Когда Джеймсон впервые назвал ее имя или когда я произнесла его в разговоре с Грэйсоном?

– Если вы в ближайшее время отсюда не выйдете, ваше отсутствие станет заметным, – предупредила Алиса. – На него уже обратили внимание. В любом случае вам стоит поскорее вернуться в зал.

Я ведь приехала сюда только потому, что во мне жило странное, диковатое убеждение, что, изобразив беспечность на публике, я смогу защитить Либби. В конце концов, вряд ли я бы сюда заявилась, если бы родная сестра и впрямь пыталась меня убить, так?

– Договорились, – процедила я. – Но только ради вас. А вы взамен пообещайте, что защитите мою сестру всеми возможными путями. Плевать мне, что там творится между вами и Нэшем – и между Нэшем и Либби. Отныне вы работаете не только на меня. Но и на нее.

Я видела, как Алиса стискивает зубы, чтобы не произнести то, что крутится на языке. В итоге она ограничилась коротким:

– Даю вам слово.

* * *

Главное – переждать ужин. Потом танцы – один или два. И аукцион. Впрочем, легко сказать. Алиса отвела меня к столикам, зарезервированным для попечителей Фонда Хоторна. Слева, во главе группки седовласых гостей, сидела прабабушка. Справа – половина семейства в лице Зары, Константина, Нэша, Грэйсона и Ксандра.

Я поспешила было к столу прабабушки, но Алиса подошла ко мне и усадила по соседству с Грэйсоном, а сама села на соседнее место. В итоге осталось всего три свободных стула, один из которых, вероятнее всего, дожидался Джеймсона.

Грэйсон со мной и словом не обмолвился. Я боролась с собой до последнего, но проиграла эту битву и все-таки покосилась на него. Он смотрел прямо перед собой, избегая моего взгляда – да и всех остальных тоже.

– Я не нарочно, – шепотом сообщила я ему, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы окружающие – будь это светские львы или просто фотографы – ничего не заподозрили.

– Не сомневаюсь, – ответил Грэйсон холодным, металлическим тоном.

– Я бы расплела косу, если б могла, – продолжила я. – Но самой мне это не под силу.

Он едва заметно опустил голову и на миг закрыл глаза.

– Знаю.

Мне тут же живо представилось, как Грэйсон помогает Эмили распустить волосы, как аккуратными движениями расплетает потихоньку, прядка за прядкой, ее косу.

Неловким движением я задела бокал Алисы, полный вина. Она попыталась его поймать, но не успела. Когда на белоснежной скатерти проступило алое пятно, я вдруг осознала то, что было очевидно с самого начала, еще на оглашении завещания.

Мне в этом мире не место, как не место и на таком празднике, рядом с Грэйсоном Хоторном. И так будет всегда.

Ужин завершился без новых покушений. Джеймсон так и не появился. Я сказала Алисе, что мне надо проветриться, но на улицу не пошла. Новых встреч с прессой, да еще так скоро, мне совсем не хотелось, так что я решила осмотреть соседнее музейное крыло. Орен безмолвной тенью устремился следом.

Само крыло было закрыто. Свет приглушили, выставочные залы заблокировали, но коридор остался открытым. Я прошлась по нему, отчетливо слыша за собой эхо шагов Орена. Впереди показался свет, разбавлявший полумрак. Вход в комнатку, в которой он горел, тоже был загорожен, но ограждение сдвинули в сторону. Я заглянула внутрь. Чувство было такое, будто я только что вышла из темного кинозала на яркое солнце. В комнате было до того светло, что даже рамы картин казались белыми. Посреди стояла одинокая фигурка в смокинге, но без пиджака.