в стерильной на вид комнате, в которой висел запах больницы, и в то же время было холодно, как в морозильной камере.

Нас подвели к стене с серебристыми ящиками. Мужчина проверил номер и потянул за тонкую ручку.

Я увидела свою мать, совершенно безжизненную, и опять же ничего не почувствовала. Это онемение напугало меня больше, чем то, на что я смотрела.

Потом появились слезы.

– Простите, но нам нужно устное подтверждение.

– Это она, – сказала я, отвернувшись.

Америка и Трэвис стояли рядом, не отходя от меня ни на шаг.

Я как в тумане подписывала документы и шла на выход. И среди паники, что со мной не все в порядке, раз я не могу скорбеть при виде своей безжизненной матери, и ярости на Мика, что он оставил меня разбираться со всем этим, я все же испытала облегчение, что хотя бы одно дело было закончено.

– Ненавижу этот город. Не хочу больше сюда возвращаться, – сказала я, стараясь вздохнуть сквозь слезы.

– Осталась одна встреча с менеджером похоронного бюро, и мы можем ехать домой, – сказала Америка.

– Кремация. Пусть кремируют ее и отправят мне. Бальзамирование и макияж это для тех, кто не видел то, что я уже увидела. Пусть кремируют и отправят мне. Я… разберусь с этим позже.

Америка была поначалу удивлена, но потом кивнула и застучала по телефону. Поднесла трубку к уху и пошла прочь, с кем-то разговаривая.

Трэвис вызвал такси и отложил телефон, обнимая меня обеими руками.

– Жаль, что тебе пришлось это увидеть, голубка. Мне так жаль, что твой никчемный отец снова подвел тебя и взвалил такой груз на твои плечи.

– У меня есть ты. А у него никого.

– И чья это вина? – сказала Америка, вновь присоединившись к нам. – Тебе пришлют на почту формы для подписи, они обо всем позаботятся. Только это будет стоить… полторы тысячи долларов.

– Хорошо, – сказал Трэвис. – Не проблема.

– С каких это пор? – удивилась я.

Мои щеки были мокрыми и горячими, но Трэвис все равно поцеловал меня.

– Я обо всем позабочусь, голубка.

Сделав глубокий вдох, я уставилась перед собой.

– Я просто хочу уехать отсюда и вернуться домой. Представить, что это лишь плохой сон, и что она просто… отдалилась, а не умерла. – Америка нежно погладила меня по спине.

– Я сделаю тебе ванну в отеле. Уже сказала Шепли отменить рейс, мы возвращаемся завтра.

Я посмотрела на Трэвиса:

– Ты можешь вернуться на конференцию. Спасибо, что все бросил и приехал.

Он нахмурился.

– Ни в коем случае, нет, черт подери. Я вернусь с тобой домой. Не брошу тебя.

Я прильнула к нему и расслабилась. Трэвис был моей скалой, моим убежищем, единственной безопасной гаванью. Я даже не стала бы отрицать, что сейчас отчаянно нуждалась в нем.

Где-то глубоко мелькали мысли, что когда меня настигнет скорбь, то неизвестно, какие эмоции она высвободит. Я все еще мчалась на американских горках без возможности сойти. Но если муж был рядом, я могла это вытерпеть, и Америка тоже всегда была готова поддержать.

Казалось трагичным, что у мамы не будет похорон, надгробного камня, семьи, которая придет на службу. Но она сама выбрала одиночество, а я не обязана идти по тому же пути.

– Мне так повезло, что вы оба есть в моей жизни, – сказала я. – И я рада, что завтра навсегда уеду из Вегаса.

– Эбби, у тебя впереди еще столько хорошего. Столько интересного, – сказала Америка.

Я повернулась к ней:

– Мне нужно все самое интересное. Что у тебя на уме?

– Э… – задумалась она. – Хочешь поговорить об этом сейчас?

– Как угодно, – сказала я.

– Что ж, давай посмотрим. Э… О! Впереди Весенняя Вечеринка и Взрывной Фест.

– Взрывной Фест? Что это такое? – спросила я.

Заговорил Трэвис, проверяя местоположение такси:

– Это ежегодный музыкальный фестиваль в студгородке. В прошлом году его не проводили из-за… пожара.

Америка робко улыбнулась:

– О нем все говорят. Если ты, конечно, готова пойти.

– В этом году он приходится на мой день рождения, – сказал Трэвис. – Двадцать первый. Все мои братья там будут. Но если ты не хочешь, я буду рад остаться с тобой дома, смотреть Нетфликс, уютно устроившись с огромной миской попкорна и Тото на наших коленях.

Когда он нахмурился, заговорила Америка:

– Трент и Кэми должны заехать за псом.

Трэвис кивнул:

– Отлично. Это лучше, чем Брэзил. – Муж поцеловал меня в макушку. – Как ты, голубка? Такси уже рядом.

– Мне стыдно признаваться в том, что со мной что-то не так, – сказала я.

Трэвис и Америка внимательно посмотрели на меня. Но даже странно, ведь они знали, что по моему лицу ничего не прочесть.

– Мне не грустно, – выпалила я. – Что со мной не так?

– Эбби, – сказала Америка, взяв меня за руки. – Ты несколько часов назад узнала о смерти матери. Ты ее практически не знала, лишь то, что она твоя мать. Как ты должна себя чувствовать? – Америка провела пальцем по моей щеке. – Чувства не могут обманывать. Что бы ты ни чувствовала, это нормально. Если тебе будет грустно потом, это нормально. Если нет, и это тоже нормально.

Я сделала глубокий вдох, позволяя телу расслабиться.

– Впереди еще столько всего, – сказала я самой себе. – Много интересного. И я уезжаю из Лас-Вегаса… навсегда.

Глава 29

Моисей

Трэвис

– Ты в порядке? – спросил я у Эбби.

Она приобняла меня.

– Спасибо, это именно то, в чем я нуждалась.

Прах Бонни привезли нам еще вчера, и Эбби целый час решала, что же ей делать с урной. Жене не хотелось смотреть на нее весь день, но и хранить в шкафу тоже казалось неправильным. И мы сошлись на старой комнате Шепа.

Мы заскочили в строительный магазин, и я сделал простую полку. Эбби поставила урну по центру и украсила с обеих сторон небольшими цветочными вазочками, успокоившись на этом. Но вряд ли она была готова к тому, куда мы собирались.

Взрывной Фест представлял собой упрощенную версию Коачеллы[6] – только для университета Истерн. Девушки наряжались в сверкающие лоскутки ткани, делали безумный макияж, приклеивали к лицу блестки и стразы. Парни относились к наряду проще, нацепив панамки, фетровые шляпы и гавайские рубашки.

Эбби и Америка нарядились соответствующе. Америка была в совершенно невероятном костюме: белый корсет с широкими бретельками, который зашнуровывался спереди, белые шорты «для шлепков», как она выражалась, а еще белая прозрачная блузка под корсетом, длинные рукава которой развевались, а все остальное ложилось поверх шорт. Волосы были заплетены в косички с