нужно было сделать это еще тем вечером, – сказал Брэндон, водя взглядом по моей жене.

– Заткнись, Брэндон, – вспылила Эбби. Ее трясло. Она не была такой со дня пожара.

– О чем ты, мать твою, говоришь? – спросил я.

– Я заходил как-то вечером. – И он подмигнул Эбби. – Признайся уже. Ты же была рада видеть меня.

– И поэтому я кричала, чтобы ты убирался с моего крыльца?

Брэндон засмеялся.

– Попробуй еще раз над ней посмеяться, сукин сын, – сказала Америка.

– Эй, – проговорил он, пожимая плечами. В его глазах сквозило безумие, адреналин подскочил, побуждая его к драке. – Не моя вина, что жена Трэвиса мечтала мне отсосать, как только увидела.

– Трэв, не ведись на это. Он что-то задумал, – сказала Эбби. Она снова потерла пятую точку.

– Ты в порядке? – спросил я.

Она замешкалась.

– Голубка? – Я произнес это жестче, чем планировал.

– Останется синяк.

Я стиснул челюсть, склонив голову набок.

– У меня нет выхода.

Она посмотрела на Брэндона, потом на меня и кивнула:

– Научи этого мерзавца манерам.

Я бросился на Брэндона и краем глаза увидел, как братья отстраняют толпу, образуя идеальный круг, чтобы я мог надрать зад этому придурку.

Дрался я сейчас не хуже, чем и с головорезами Бенни.

Брэндон был чертовски силен, но он двигался медленнее, чем Трентон, не был умен, как Томас, и не мог с такой силой наносить удары, как близнецы.

Я снова и снова сыпал ударами.

– Не смей! Никогда! Смотреть! На мою жену! – выкрикивал я с каждым ударом.

Когда хлынула кровь, я не остановился. После крепкого удара в челюсть Брэндон отлетел и приземлился с глухим грохотом. Толпа единодушно ахнула.

Брэндон с трудом встал на ноги, а когда это все же случилось, я положил руки на бедра.

– Думаешь, ты все еще лучше, высокомерный ублюдок?

Брэндон качнулся и врезался в меня. Я схватился за колени, ощутив боль от удара в челюсть, в голове все еще трещало.

– Трэвис? – выкрикнула Эбби.

Я встал, тяжело дыша, и поднял указательный палец:

– Это единственный твой раз.

Толпа взорвалась, и я бросился на Брэндона, ударяя ему в лицо, пнул его в живот, сбивая с ног. Потом прыгнул сверху, вкладывая в каждый удар всю свою ярость.

– Достаточно, Трэвис, – крикнул Томас.

Через несколько секунд меня оттащили от Брэндона, но не мои родные, а полицейские кампуса. Братья уже собирались вмешаться, но Томас их остановил.

Я стер кровь с лица, оставляя алые следы на асфальте, и посмотрел вниз, на Брэндона. Он медленно, тяжело дыша, поднялся на ноги, из разбитого носа и рта текла кровь.

– Спасибо, – засмеялся он. – Я знал, что ты меня не подведешь.

Полиция кампуса надела на нас наручники, и толпа стала расходиться.

– Трэвис? – позвала Эбби.

Я моргнул ей.

– Все будет хорошо. Скоро увидимся.

Она кивнула, и Трентон отвел ее в сторону, прижимая к себе.

– Мы позаботимся о ней. А ты о себе.

Я кивнул, и коп толкнул меня вперед, следом за Брэндоном, к стоянке.

Хорошо еще, что нас посадили в разные внедорожники, и дорога до участка пролетела незаметно. Я ожидал, что там будут ждать Томас и Лииз, но их не было. Нас с Брэндоном отвели в соседние камеры.

Когда офицер закрыл за мной решетку, я сел на холодную скамью, радуясь, что я тут один. Мое тело все еще сотрясалось от ярости. Будь здесь кто-то, чтобы доставать меня, я бы выбил и из него дух.

– Решетки? Серьезно? Вы тут ничего не ремонтировали с момента строительства, так?

– Заткнись, Мэддокс, – сказал офицер, уходя прочь.

– Ты всегда был тупицей, – проговорил Брэндон из своей камеры. Он, скорее всего, прислонялся к той же самой стене.

– Да? Я не изменяю беременной жене, не трахаю секретаршу или клиенток и не мне в физиономию прилетела карма как минимум тридцать восемь раз.

Брэндон засмеялся:

– Я нанял тебя, спровоцировал тебя из-за твоей глупой жены с посредственной внешностью и вызвал тебя на драку. А ты повелся.

– Спровоцировал, Брэндон? Ради чего? Думаешь, я не знаю, что ты говорил с федералами? Что снимал те бои и собирал миллионы на незаконных ставках? Не платил ни за что налоги и отмывал все через тренажерный зал? Я на один шаг впереди тебя, умник.

– Сейчас это уже не важно.

Я усмехнулся:

– Важно, потому что ты все это делал. Так или иначе, ты за это ответишь.

– Нет. Они об этом ничего не знают. И не смогут отследить. Я заработал на тебе миллионы, идиот, и выйду чистым из воды. Я уже шесть лет этим занимаюсь. А они даже ничего не заметили. Нет, я заработал не миллионы, а десятки миллионов, и буду зарабатывать дальше, пока ты гниешь в сырой тюрьме федералов, выменивая еду от «Литтл Дебби»[7] на свою задницу.

И знаешь, что я сделаю потом? Я смогу убедить твою жену, что все это время ты вел темные делишки, и ты будешь получать письма из дома со словами, как хорош мой член. У меня будет зал, будет доход со ставок, Бекка будет лизать мне пятки, а твоя жена умолять взять ее в мой гарем. И ты ничего, черт подери, не сможешь с этим поделать. Чего ты не знаешь, Трэв, так это то, что у меня есть неприкосновенность. Они не догадываются о моей причастности. Они хотят прижать тебя. Им просто нужен был повод арестовать тебя и засунуть за решетку, и я это им дал. Я буду жить в роскоши, а ты – самовлюбленный кусок дерьма – ты в полной заднице.

– Значит, у тебя неприкосновенность? В письменном виде?

Брэндон притих.

– О чем ты? Мы договорились.

– Думаешь, что ФБР работает на рукопожатиях? Ты не подумал, что пока ты строил свои крутые планы, мы могли им что-то предложить?

Он расхохотался:

– И что же вы могли им такого предложить? Они не могут отследить меня. Ты слишком предан, чтобы выдать Адама, а они и так держат его за яйца. Его арестовали на месте, алиби у него нет.

– Ты когда-нибудь слышал про Счастливчика Тринадцать? – спросил я. Брэндон замешкался.

– Что?

– Счастливчик Тринадцать. Тринадцатилетняя девочка, феномен покера. Она играла со всеми ветеранами Вегаса и выигрывала. Она научилась играть у своего отца и провела детство среди мафиози Вегаса. Она знает про все их темные дела, как они работают, с кем ведут бизнес. Маленькая бандитка, я бы сказал.

– Твоя сказка меня утомляет, Мэддокс.

– Ее отцом был Мик Эбернати.

– И что?

Я улыбнулся. Хотел бы я видеть выражение его лица.