Но ей надо было попробовать, вот поэтому она и поехала в Сочи.

Она ненавидела Новый год и уже начинала ненавидеть Красную поляну.

Но если бы она сейчас находилась здесь с Робертом, Алекс была уверена, она полюбила бы это место.

Слава ушёл на кухню, чтобы разложить принесённые продукты. Она слышала, как он возится там, что-то тихо напевая. Видимо, новогодняя атмосфера поражала всех, как эпидемия. А у неё к ней стойкий иммунитет.

«Вот и хорошо»,– подумала она.

Последний раз Саша спустилась вниз и подошла к дивану, чтобы взять звезду, которая должна украсить вершину ели.

Наверное, стоило провести праздники с отцом и матерью. Сейчас этот вариант казался ей более правильным.

Разум был переполнен образами Роберта, и, как назло, в голову лезли лишь счастливые воспоминания.

Может это оттого, что утром родители Роба позвонили поздравить её с наступающим?

Она до сих пор общалась с ними, периодически созваниваясь. Они так и не смогли смириться с их с Робертом разрывом. Алекс тут же подумала про документы о разводе, пылящиеся в ящике её стола. Она подписала их и отослала Роберту, но почему-то они вернулись ей обратно. Она старалась не думать об этом.

Схватив блестящую переливающуюся игрушку, она уже было, вернулась к ёлке и с мрачной решимостью собралась водрузить её на самую макушку, когда зазвонил её сотовый.

Так и не закончив со звездой, она спустилась и принялась рыться между подушками дивана, выискивая завалившийся куда-то телефон. На дисплее мигал незнакомый международный номер.

Саша задумалась, кто же это, но, вспомнив, что сегодня канун праздника, решила, что звонившим мог быть кем угодно.

Она приняла вызов и поднесла трубку к уху.

– Алло.

Ответом было молчание.

– Алло?– вопросительно повторила она, но на другом конце провода упорно не отвечали.

Правда, она могла слышать еле различимое дыхание звонившего. А значит, и её прекрасно слышали.

Сама не понимая почему, Алекс разволновалась.

– Алло… – с надеждой прошептала она.

Дыхание звонившего изменилось, словно бы он, наконец, решился заговорить, но всё равно мялся.

Алекс почувствовала, как быстрее застучало сердце, и всё тело напряглось в ожидании слов в какой-то опустошающей тишине.

Но вместо голоса в трубке, она услышала голос Славы позади себя.

– Сашуль,– он подошёл и, приобняв за талию, забрал звезду из её безвольно разжавшихся пальцев.– Давай помогу,– с этим словами он чмокнул Алекс в щёку и направился к ёлке.

В трубке раздался щелчок, оповещающий о том, что звонивший отключился.

– Кто звонил?– бодро спросил Славик.

– Теперь уже неважно,– ровно ответила Саша и нахмурилась, наблюдая за прилипшим к стеклу снегом, который кинула им в окно полчаса назад проходящая мимо компания.

Искушение перезвонить по определившемуся номеру было велико.

Но она справилась и с этим.

Боже, как же она ненавидела Новый год.

* * *

В номере была прекрасная шумоизоляция, но эта гробовая тишина раздражала Роберта, именно поэтому, несмотря на морозный воздух, просачивающийся с улицы, он приоткрыл окно. Шум, долетающий с Елисейских полей, несколько снимал его напряжение; бурлящая рождественская и предновогодняя столица не могла не восхищать.

Но она совершенно не трогала Роберта.

Он ненавидел Новый год.

Этот праздник всегда ассоциировался у него с семьёй, которой у него теперь не было.

Алекс…

Он не мог не думать о ней. На самом деле, теперь он думал о ней постоянно. И ему казалось, что в один прекрасный день он сойдёт с ума.

Роберт помнил каждую проведённую с ней минуту так отчётливо, как будто это было вчера, а не случилось когда-то. Сложись всё иначе, он привёз бы сюда Алекс. Он мечтал показать ей Париж. Они бы гуляли по старинным набережным Сены, любовались панорамой города со смотровой площадки Эйфелевой башни, ужинали в маленьких семейных ресторанчиках, а ночью занимались любовью на широкой кровати в номере какого-нибудь небольшого отеля, затерянного на тесной улочке старинного центра города.

Он мечтал привезти в Париж Алекс, а вместо этого привёз сюда Алину.

И был вынужден поселиться в «Бальзаке»– шикарном, помпезном, но раздражающем его отеле. Был вынужден тратить время на нескончаемые походы по бутикам, просиживать часы в ночных клубах, смотреть какие-то нелепые шоу в местных кабаре.

Это всё так раздражало его, но если бы вместо Алины рядом с ним была Алекс, это не раздражало бы его вовсе.

Алина… и зачем он поддался её уговорам провести праздники в Париже? Он не стал делать секрета, что его совершенно не радует предстоящая поездка, но Алина была в таком восторге и предвкушении, что лишь смущённо улыбалась на его недовольство. И вот он здесь. Хотя сам предпочёл бы остаться дома, принять таблетку снотворного и, зарывшись с головой в одеяла, уснуть, чтобы видеть сны об Алекс. Последнее время все его немногочисленные сны были о ней, и ему казалось, что он обречен видеть их до конца своей жизни.

Но теперь Роберта постоянно преследовала бессонница. Каждую ночь он засыпал лишь под утро, зачастую проваливаясь в чёрную дыру без сновидений. Поэтому последние месяцы он предпочитал работать ночами. Он писал много и упорно, находя в работе временное успокоение. Женёк, конечно, захлёбывался от восторга, не понимая причин его высокой работоспособности, зато подписывал всё новые и новые контракты, договаривался о проведение семинаров, планировал его дела, чуть ли не на год вперёд. И Роберт не возражал, он любил свою работу, но на самом деле, ему элементарно было просто нечем больше заняться. Ничто другое не спасало Роберта от осознания собственной глупости, благодаря которой он потерял ту единственную, чьё присутствие наполняло его дни светом и теплом.

Первые месяцы после их разрыва ему было легко и свободно. Он был молод, довольно состоятелен, уже известен и обласкан вниманием. Это не могло не льстить, и это льстило. Но как оно обычно бывает, эйфория прошла довольно быстро.

Роберт почувствовал, что живёт наполовину, потому что второй половины у него просто не было.

– Робка.– Алина, облачённая в дорогое чёрное платье, расшитое стразами, покачивая бедрами, выплыла из ванной.– Я ненадолго спущусь вниз, но скоро буду, не скучай тут без меня.

Как он ненавидел, когда его называли Робка. Правда, если Алекс называла его так, это совершенно не раздражало его. Она могла называть его как угодно. Из её уст любая интерпретация его имени звучала естественно.