любом случае до завтра вам нужно закрыть вопрос. Завтра будьте готовы с утра. Я могу позвонить в любой момент и назначить встречу в течение часа или двух. Все, конец связи.

– Послушайте! – крикнул Андрей, опасаясь, что собеседник даст отбой.

– У вас ровно одна минута.

Абросимов-младший хотел было признаться, что не успеет добрать до завтра три миллиона евро. Но он ведь сам сказал: «осталось совсем немного». Бандиты поймают его на противоречии и заподозрят в обмане. Этого нельзя допустить, они должны быть уверены в его полнейшей честности там, где дело касается жизни и смерти.

Деньги он как-нибудь достанет, даже если ради брата придется пойти на преступление. Нужно условиться о другом, о технической стороне «чейнджа». Вспомнились слова майора Кольчугина: «Думаете, все будет, как в торговом центре: нагрузил тележку, расплатился в кассе, потом переставил покупки в багажник. Деньги у вас возьмут, но что вы получите взамен – большой вопрос… Думаете, у них не возникнет искушения снять с вас эту сумму дважды?»

– Послушайте, – твердо произнес в трубку Андрей, – мне нужны какие-то гарантии. Я не могу ехать один с такими деньгами.

– Хотите взять в качестве сопровождения милицейский спецназ?

– Хотя бы людей из нашей службы безопасности. Им безусловно можно доверять.

– Доверяйте на здоровье. Нам это не подойдет.

– А как вы предлагаете? Чтобы я сел за руль машины и в одиночку повез деньги?

– Давно машину не водили? У богатых свои привычки… Прошу прощения, но минута истекла.

– По моим часам еще двадцать секунд, – в ответственные моменты у Абросимова-младшего прорезалась неуступчивость. – Делайте что хотите, но я в одиночку не поеду. Это логика нормального самосохранения, обычной осторожности. Если б я согласился на ваши условия, это должно было бы вызвать у вас серьезные подозрения. Ни один разумный человек не поступит так, как предлагаете мне вы.

– Хорошо, поезжайте вдвоем. Берите с собой водителя, и пусть он вас сопровождает. В конце концов, надо же кому-то нести сумку.

Едва только разговор закончился, Андрей вставил в рот сигарету и за одну долгую затяжку заполнил легкие дымом. Впору было окончательно отчаяться, но он был сделан из другого материала. Критическое давление обстоятельств не ломало его, а добавляло крепости.

Оснований для оптимизма по-прежнему не было, но теперь он не сомневался, что найдет деньги брата. Найдет до завтрашнего утра. Сейчас докурит сигарету и поймет, где их надо искать.

Пепел падал на полированный стол, прожигая поверхностный слой лака. Где же они, черт возьми, где? Может быть, Вика знает? Да нет, никогда в жизни Никита не доверил бы ей бабло. Душу он мог изливать до самого дна, но про дела «Сибстали» наверняка не сказал ни слова. Дорогие подарки мог бы делать, но деньги и документы не доверил бы.

Может, они здесь, в этом кабинете, где Никита проводил большую часть времени? Если так, они должны быть отлично спрятаны. Когда государство начинает шерстить олигарха, первым делом являются с обыском именно в головной офис, в кабинеты руководства.

Андрей ощупал все стены, потом обследовал на карачках весь пол в кабинете. Не пропустил ни одной полки шкафа, ни одного выдвижного ящика. Кряхтя от напряжения, повалил на бок массивный длинный стол, стал отвинчивать ножки одну за другой. Одна из них никак не отвинчивалась – он надавил на нее и выломал.

Никакого результата это не дало. Тогда он попытался отделить мягкий пластиковый плинтус, используя в качестве подручного средства сувенир из слоновой кости – декоративный нож для разрезания бумаги.

Вспотев от непривычных физических усилий, Абросимов-младший позвонил из кабинета секретарше и попросил больше никого не пускать. Принимать людей он будет в своем кабинете.

Внизу, в подвальном помещении, собственная мастерская «Сибстали». Но нельзя даже запросить оттуда инструмент под благовидным предлогом. Пойдут по офису нежелательные сплетни – мол, новый хозяин уже переделывает кабинет под себя. Видимо, не планирует скорое возвращение прежнего.

Иметь тысячи подчиненных и все делать самому. Абсурд какой-то, но иначе не получится. На Никиту все смотрели как на законного самодержца. Он, Андрей, – даром что брат – всего лишь начальник, а по сути простой смертный. Подчиняться никто не отказывается, в открытый спор не вступает, но за спиной могут судить и рядить как угодно.

Пришлось самому спуститься в гараж, открыть багажник служебной машины, положенной ему как директору по маркетингу, и незаметно сунуть в карман кое-что из ящика с инструментами.

По возвращении дело пошло быстрее. Вскоре кабинету и в самом деле требовался капитальный ремонт. Но результата все не было. Продолжение «вскрытия» стало для Андрея способом сосредоточиться. Он выполнял работу машинально, размышляя о каких-то других вариантах поиска. Легче было думать за работой, чем неподвижно сидя в кресле с сигаретой.

Заодно он прикидывал, кого взять с собой на обмен в качестве сопровождающего. Казалось бы, Сергея Крупенина – доверенное лицо. Но дело с ним обстояло совсем не просто. Именно по поводу Сергея буквально утром состоялся разговор с капитаном Балашовым.

За считаные дни отношение Абросимова-младшего к своему протеже кардинально переменилось. Вины Сергея тут не было: ни словом, ни делом он не заставил усомниться в своей надежности. Но даже его присутствие все больше и больше тяготило Андрея Анатольевича. Так много знать лишнего и смотреть такими ясными голубыми глазами…

Другое дело Балашов – сразу видно продажную шкуру. С такими как-то легче: понятно, как себя вести и чего от них ждать.

Утром Андрей поинтересовался, как идут дела у майора Кольчугина, руководителя специальной группы по расследованию дела и освобождению заложников. Балашов поведал под большим секретом, что удалось обнаружить место содержания заложников, откуда бандиты успели их перевести.

– Похоже, там случилась внутренняя разборка. Нашли гильзы, следы крови. Следы от пуль на стенах в коридоре.

– Внутренняя разборка или?.. – упавшим голосом спросил Андрей.

– Никаких «или», именно так. У Кольчугина есть все основания предполагать, что заложники живы. Все приметы свидетельствуют о перестрелке, хладнокровным убийством даже не пахнет. Никто не рубит голову курице, от которой ждет