Мы вжались в стену и стали ждать. Сначала увидели тень,огромную и жуткую, она походила на гигантскую крысу, кто-то шел, ссутулившись ичто-то волоча за собой. Женька вцепилась в мою руку и даже не чувствовала, чтоногтями поранила мне кожу, я, правда, тоже не чувствовала… Шаги, вновь этотстранный шорох, а потом в коридоре, расположенном перпендикулярно тому, гдеждали мы, появилась Олимпиада. Она шла, перегнувшись вперед, сначала мы увиделичьи-то ноги, торчащие у нее из подмышек, а затем голубую пижаму и наконец… ЛьваНиколаевича. Проклятая ведьма волокла его по коридору, ухватив за ноги.

Голова Льва Николаевича время от времени постукивала пополу, руки были раскинуты в стороны. Видение через мгновение исчезло, но и егобыло достаточно, чтобы спятить.

— Мне требуется помощь психиатра, — жалобносказала я. Женька на четвереньках устремилась к коридору, в котором скрыласьОлимпиада, но я поймала ее за ногу. — Куда?

— Должны же мы…

— Телефон. Ведьма спятила, я боюсь, она разорвет нас начасти.

— Или превратит в лягушек, — подсказала Женька,хоть она и храбрилась, но выглядела паршиво, лоб потный, глаза горят, физиономиябелая, а губы синие.

— Телефон, — напомнила я, и мы, стараясь непроизводить лишнего шума, рванули в холл.

Путь наш лежал мимо комнаты Мстислава, и Женька вспомнила обадвокате.

— Надо проверить, жив ли он, — сказала подружка,принялась колотить в дверь и завопила: — Мстислав, ты жив? Ответь, пожалуйста.Тут черт-те что творится.

Он не отвечал, Женька пнула дверь ногой один раз, потом ещенесколько, в конце концов что-то треснуло и дверь открылась. В комнате былотемно, я щелкнула выключателем и огляделась. Одеяло валяется на полу, рядомоткрытый чемодан, какие-то вещи, но Мстислава нигде нет.

— Ванная, — догадалась Женька, но и там былопусто.

— Где же он? — растерялась я. — Комната былазаперта изнутри.

Мы замерли, прислушиваясь. За моей спиной что-то тоненькозвенело. Женька решительно подошла к шкафу и распахнула дверцу. Мстислав сиделна корточках и выстукивал зубами «Марсельезу».

— Вперед, дети Отчизны! — ошалело пробормоталаЖенька, большой любитель всего французского, уловив знакомый мотивчик. Мстиславподнял на нас глаза и деловито сообщил:

— Я невменяем.

— Мы тоже, — согласно кивнула подружка. —Вылазь из шкафа.

— Нет. Говорю, я невменяем, и оставьте меня в покое.

— А ну вылазь, гад, — рявкнула Женька, ухватилаМстислава за плечо, да еще пинка отвесила. — Охрана — твоя работа?

— Я действовал в состоянии аффекта, — смладенческой улыбкой сказал он.

— Чем ты их траванул?

— Я невменяем, сколько раз повторять?

— Это ты Олегу мышьяка подсунул? И Руслана тыподставил? У… гад. Руслан — сволочь, но ты ж человека убил.

— Я не убивал. Я только подбросил улики. В состоянииаффекта. Меня шантажировали, моей жизни угрожали.

— И Льва Николаевича ты придушил?

— Что делать? — кусая губы, спросила Женька, глядяна меня, и уже протянула было руку, с намерением приступить к освобождению Юры.

— Подожди. Иди проверь Льва Николаевича. Может, он ужедавно… может, торопиться не стоит.

— Я одна не пойду, — взвыла Женька. — Лучшеты иди. Нет, лучше вместе.

— Только осторожней, — попросил Юра, когда мыбросились к дверям.

— Ты ему веришь? — зашептала Женька в коридоре.

— Не знаю. А ты?

— Чепуха получается. А если он вправду мент и настоящийубийца уйдет…

Мы достигли дверей спальни и замерли перед ней.

— На счет три, — сказала Женька, хватаясь за ручкудвери. — Раз, два, три… — Дверь распахнулась, и мы влетели в спальню, яподняла взгляд на зеркало и охнула: Льва Николаевича в кресле не было.

— Зажги свет, — шепнула я. Женька включила верхнийсвет, и мы огляделись. Синий халат лежал на кровати, а сам Лев Николаевичисчез.

— Значит, он был жив? — спросила Женька.

— Кто?

— Лев Николаевич?

— Ты что, спятила?

— Тогда где он?

Мы осмотрели комнату, ванную, заглянули в туалет, а также вшкафы и под кровать, клацая зубами от ужаса и каждую минуту ожидая, чтооткуда-нибудь на нас вывалится труп. Но Льва Николаевича ни живого, ни мертвоготак и не обнаружили.

— Я ничего не понимаю, — жалобно сказалаЖенька. — Надо позвать охрану. Где эти лоботрясы?

Мы бросились в коридор, спустились на первый этаж и вскорестучали в комнату охраны. Женька треснула по двери кулаком, дверь открылась, амы… замерли как вкопанные. Четверо парней лежали кто где в самых невероятныхпозах.

— Мама моя, — ахнула Женька, а я вновьприготовилась орать, но вдруг передумала — один из парней отчетливо храпел. Ябросилась к тому, что спал за столом, уронив голову в тарелку с виноградом.Парень дышал спокойно и ровно. — Он спит? — обалдела Женька.

— Спит, — кивнула я. Остальные трое тоже спали, норадость наша оказалась преждевременной: просыпаться все четверо упорно нежелали, единственное, чего мы добились, тормоша их, обливая водой и крича в ухо«подъем!», это невнятного бормотания.

— Им дали снотворное, — проявила Женька чудеса сообразительности.

— Надо вызвать врача, — запаниковала я. —Обычное снотворное так не действует.

Мы уложили парней на диваны, чтоб им удобнее было спать,потратив на это остаток сил.

— Нам нужен телефон, — сказала я. — Сообщитьв милицию, вызвать «Скорую», а еще надо узнать, что с Олимпиадой и Мстиславом.

Мы кинулись в холл.

— Идем через правое крыло, — шепнулаЖенька. — Так быстрее получится. — Свернув, мы прошли метров пять иуслышали странный шорох. — Что это? — ахнула подружка.

— Не знаю, — ответила я, сползая на пол. Женькинвзгляд метнулся вдоль стен — как на грех, ни одной скульптуры.

Мстислав затрясся мелкой дрожью, затем опять улыбнулся иперешел на шепот:

— Он бессмертен.

— Кто?