Нескольких крестьян черкасы поймали и под пыткой требовали сказать: много ли в Новгороде рати. Пытаемые, хоть и плакали от огня, однако объявили, что в село пригородное Грузино пришло много войска, а за ними идет еще большая сила. Посланный из Грузина гонец прибежал к князю Скопину, крича радостно:

– Ушли, ушли басурмане-то! Испугались, цто народ собирается, и поперли отцедова, идолы бецжалостные!

Шведское войско прибыло весной 1609 года.

В большой палате возле храма Святой Софии состоялось повторное заключение договора. Главным договорщиком кроме Монса Мартинсона направлен вместе с региментом генерала Якоба Делагарди некто Деметриус. Говорил и читал по-русски свободно, ибо происходил из рязанского дворянства. Но как-то в детстве оказался в неметчине, долго проходил обучение и знал немецкий северный диалект, шведский, датский, на удивление даже королевских сановников. Человек лет тридцати, светловолосый, с усами концами вниз и бородкой лопатой. При нем еще секретарь с унылым носом, державший бумаги с печатью, чернильницу на серебряной цепочке и пучок гусиных перьев.

У двери стояли кроме русских ратников в бехтерцах, железных шишаках, с бердышами, саблями и турскими малыми пистолями шведские королевские кнехты[87]. У тех каски, панцирь без зерцала, наручник, поручи, налядвенники и прямой тяжелый палаш. Правой рукой приставили к ступне алебарды с отточенным до синевы лезвием.

Генерал Делагарди был высокого роста, молодой, с русыми волосами, без бороды. Лицо приятное, а серыми глазами и свежим цветом щек – словом, общим обликом, так же как ростом и сложением, весьма напоминал главного представителя московитов князя Скопина-Шуйского. Они и правда походили друг на друга. Посмотрев, слегка улыбнулись.

Так решили и шведские офицеры. Эти, тоже как на подбор, рослые, плотные, с бритыми подбородками, усами. Волосы у всех коротко, по-пуритански[88] срезаны. Волосы русые, светлорусые, один белесый, как пакля, и один рыжий. Именовались: Бойе Андреас, Горн, Йоган Мирцель и Олафсон. Ведали разведением по местам стражи ротмистр Христофор и капитан Маас.

Князь Скопин-Шуйский вышел в темно-красном кафтане с золотыми наплечниками и поясом с золотой бляхой. Шапку, как боярин и окольничий царя, носил горлатную из черного соболя. Вот он в родную землю призвал немецко-шведскую рать. Побить поляков, Литву, уничтожить Тушинского вора и прочих самозваных «царьков» и «царевичей». А еще разобрать: с какой корысти князья «рюриковичи», бояре чинные, служилые люди-дворяне, боярские дети, стрелецкие начальники полякам и Самозванцу служили, зная о нем правду.

При князе находились по чину посол Московский Семен Васильев сын Головин. И второй посол великого государя думный дьяк Сыдавный, и стольники Чеглоков, Коробьев, Яков Дашков.

Его Величества короля Швеции коронный посол Вильдман, он же благородный рыцарь и судья провинциальной Карелии, и военный советник Мернер, наместник губернии Або, и посольства секретарь, тайный советник Олаф Олафсон.

Вот лица, присутствовавшие при обмене договорными грамотами.

Шведы в черных, наглухо застегнутых камзолах, узко отороченных мехом, панталоны прорезные в серебряном шитье. Все в бархатных беретах с перьями заморскими. Русские в кафтанах цветных, златотканых, на пушистых мехах лисьих, в собольих шапках.

Шведы совершали дипломатическую церемонию без оружия, русские – с кривыми саблями, у которых золоченые рукояти, сабли в бархатных ножнах. По старому порядку еще золотоордынскому: хан и его темники[89] не могут быть без оружия.

Думный дьяк Сыдавный, развернув грамоту за царской подписью и красной государственной печатью, прочитал отчетливо, с почтением, занижая голос:

«Великий государь и всея Руси самодержец, владимирский, московский, новгородский, государь казанский, также и астраханский, псковский и великий князь смоленский, тверской, югорский, пермский, вятский и вся Сибирския земли повелитель и иных многих земель государь из великой любви к брату нашему Карлу, королю Шведской земли, государю Колы, Биармии Малой, Суоми Заозерной и иных разных земель: Лифляндии, Эстляндии, Ингерманландии и остальных островов и берегов Варяжского моря…»

Когда грамоту прочитали и утвердили на шведском и русском языках и произнесли клятвенные слова с поминанием Бога, вышли на высокое крыльцо перед площадью, заполненной новгородцами.

Толпа новгородская отличалась вольностью и громкоголосостью, даже в сравнении с буйной и гордой толпой московской. Вечевые порядки хоть и отменил царь Иван Васильевич Грозный, а Федор, сын его, и хитроумный, иностранцам потакавший Годунов, для удобства последних, многие свободы и льготы Новгороду вернул. Потому мизинный, простой люд позволял себе непотребства, а иной раз и смертоубийства самовольные. Чуть не по нраву – кидали с моста в Волхов.

Увидев князя Скопина-Шуйского и молодого шведского генерала Делагарди, гыкали, хохотали, свистнули пару раз, пальцами стали тыкать. Баба некая хихикала, верещала: мол, право дело, родня они.

– Уж нету ли у тебя, князь Скопин, братца двоюродного посередь свеев?[90]

– Может, ты потому руцы свои к свейскому королю тянешь? – кричал какой-то лихой мужик с торгового конца.

Скопин вышел вперед и поклонился, достав двумя пальцами каменного пола.

– Господин Великий Новгород! По указу государя московского и всея Руси послан я был, чтобы составить договор о военной помощи нам супротив поляков с литвой, хозяйничающих на земле нашей. Вот она помощь. Пришла. Вместе с королевскими ратниками мы начинаем поход супротив панов для очищения нашей отчины. Но и ты помоги, Господин Великий Новгород. Всем известно, каковы сильны новгородцы на рати… Поможете?

– Поможем! – дружно заревела толпа, и Скопину сверху показалось, что среди толпы не было ни одного недовольного.

Тем более что до того крестьянское ополчение из окрестных деревень и погостов, разъярившись на бесчинства казаков Кернозицкого, под водительством Чулкова в ночь ушло к Хутынскому монастырю. Напали на охрану Кернозицкого внезапно и дрались отчаянно. Однако, конечно, гибли во множестве, не выдерживая сравнения с опытными рубаками из южных земель. Половина крестьян погибла, остальные отступили пока. Но собирались продолжать назавтра биться до последнего. И хотя мщение, клокотавшее в сердцах смердов, вело их на бесстрашную, жестокую резню, однако воинское умение черкасов с поляками, их отличное вооружение, в том числе и огнестрельное, не оставляло надежды на победу.

Узнав от истязуемых пленников, что в Новгороде еще есть хорошо вооруженная рать, что скоро подойдут шведы, захватчики ушли из монастыря. Спалили все, что можно, осквернили и ограбили церкви.