Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос мой, голос мой, голос мой...
Все дальше он, все тише...
Над землей бушуют травы,
Облака плывут, как павы,
А одно, вон то, что справа...
Это я, это я, это я,
И мне не надо славы... (1*)
Оборотень, похожий на рысь, отставил кружку в сторону и закрыл глаза, прислушиваясь к моим словам. Не знаю, почему я смотрела на него. Блин! На прикрытых ресницах парня блеснули слезы. Наверное, он почувствовал мой взгляд, потому что я еще допевала последний куплет, а он распахнул свои светлозеленые нечеловеческие глазищи и как-то очень пронзительно посмотрел на меня. Казалось, он заглянул в мою душу, которая откликнувшись на его тоску, резонировала. Это длилось несколько мгновений, я моргнула, и он отвел взгляд, вновь опустив лохматую голову.
Я отложила гитару и подошла к парню. Дотронувшись до его плеча, тихо произнесла:
- Знаешь, Вик, продолжай жить. Мертвые - к мертвым, Живые - к живым. Пусть с тобой останется память, но не боль утраты...
Оборотень поднял на меня благодарный взгляд и губы чуть дрогнули в улыбке. Он кивнул и положил свою ладонь поверх моей руки, слегка сжав мои пальчики.
- Спой еще что-нибудь, - попросил Вик.
- Давай, Ань, только повеселей, пессимизма на сегодня хватит уже.
- Ань, давай мою, помнишь, на два голоса, - предложила Ника, забирая у Волка его гитару.
Никина песня была и впрямь более жизнеутверждающая. Особенно красиво она звучала, когда пели несколько орчанок, но у Ники был красиво поставленный голос, и она вела сольную партию. Я лишь подпевала. Тем, кто не слышал этот напев в исполнении Никиной родни, наш вариант должен был все равно понравится.
Вик начал оттаивать - расправил ссутуленные плечи и, чуть улыбнувшись, спросил:
- А еще повеселей?
- Чтоб душа развернулась, а потом свернулась? - засмеялась я.
- Ага!
- Ну, слушай. Песня про... так и хотелось сказать «Песня про зайцев», но я постаралась быть максимально честной:
- Песня про Кудесника. Бойтесь своей мечты, она может сбыться...
В старом замке за рекою
Одинокий жил Кудесник,
Был на «ты» он с Сатаною,
Как поется в старой песне.
Был особой он закваски,
Не любил он вкуса пудры
И не ведал женской ласки,
Потому что был он мудрый.
Но без женской ласки все же
Жизнь как будто хромонога,
Деньги, почести и слава
Без любви... А ну их к Богу!
Так сидел он одиноко,
О взаимности тоскуя,
И задумал он однажды
Сделать женщину такую,
Чтоб была она собою
Наподобие кристалла:
Не бранилась, не ругалась
И не лгала б... да, не лгала
Вот, склонясь к своим ретортам,
Сделал Женщину Кудесник,
Ибо был на «ты» он с Чертом,
Как поется в старой песне
И чиста и непорочна
Из реторты в результате
Вышла Женщина... Ну, точно:
Лотос Ганга в дивном платье!
И, конечно, очень мило
По утрам она несмело
За Кудесником ходила
И в глаза ему смотрела.
По малейшему приказу
Все желанья выполняла,
Не бранилась, не ругалась
И ни разу не солгала
Ровно через две недели
Вышел из дому Кудесник
И... повесился на ели,
Как поется в старой песне...
Так поется в старой песне... (2*)
Пока я пела, вокруг нас собралась уже довольно приличная толпа слушателей. Песня вызвала одобрительные смешки:
- Откуда ты знаешь столько незнакомых песен? - спросил кто-то. - Ни разу не слышал такие.
- По-моему, их пели на моей родине.
- Где это?
- Вот узнать бы, - тяжело вздохнула я. Память ко мне не желала возвращаться. - Не помню.
- Давай тогда что-нибудь совсем веселенькое, - постарался сменить тему Вик, заметив, как мне не понравилось упоминание о моей амнезии.
- Волк! Подыграй, пожалуйста, - попросила я Роволкона, быстренько напев ему мотивчик. Он кивнул, подтверждая, что понял.
Пора пора порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку!
Пока пока покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем: «Mеrci beaucoup!»
Опять скрипит потертое седло
И ветер холодит былую рану,
Куда Вас, сударь, к черту занесло,
Неужто Вам покой не по-карману?
Пора пора порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку!
Пока пока покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем: «Mеrci beaucoup!»
Нужны Парижу деньги, c'est la vie!
Но рыцари ему нужны тем паче,
Но что такое рыцарь без любви?
И что такое рыцарь без удачи?
Третий раз припев, под одобрительные хлопки, подхватили многие из присутствующих, не щадя своих глоток и чужих ушей:
Пора пора порадуемся на своем веку
Красавице и кубку, счастливому клинку!
Пока пока покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем: «Mеrci beaucoup!»
«Mеrci beaucoup!» «Mеrci beaucoup!»
Судьбе не раз шепнем: «Mеrci beaucoup!»... (3*)
- Здорово! Только объясни, что такое «Мерси боку» и «се ля ви»?
- Молодец, Анхель!
- Спасибо господа, спасибо, - пришлось привстать и шутливо отвесить поклон столь щедрым на комплименты зрителям, а жестом указать на аккомпаниатора. Роволкон, прижав руку к сердцу тоже расшаркался, сдерживая довольную улыбку. - «Мерси боку» - «Спасибо большое», «Се ля ви» - «Такова жизнь!», в смысле «тут уж ничего не поделаешь».
Кружки с напитками пошли по кругу, Вероника удобно устроилась на коленях счастливо обнявшего ее Роволкона. Вик снова протянул мне отставленную было гитару (а я-то тоже надеялась глотнуть что-нибудь согревающего), пришлось взять.
- Спой еще что-нибудь, все равно что, - попросил парень, даже в человеческой ипостаси чем-то похожий на рысь.
Кажется, он уже не жалел, что не выкинул инструмент, а отдал его человечке с первого курса.
Я мечтала о морях и кораллах,
Я поесть хотела суп черепаший,
Я шагнула на корабль... а кораблик
Оказался из газеты вчерашней.
То одна зима идет, то другая,
За окошком все метель завывает,
Только в клетках говорят попугаи,
А в лесу они язык забывают.
А весною я в разлуку не верю
И капели не боюсь моросящей,
А весной линяют разные звери,
Не линяет только солнечный зайчик.
У подножья стали горы-громады
Я к подножию щекой припадаю,
Но не выросла еще та ромашка,
На которой я себе погадаю... (4*)
- Как это «погадаю» на ромашке? - удивилась зеленоволосая девушка, внимательно слушавшая шутливую песенку, словно невзначай пристроившись рядом с Виком.
Ее, кажется, Тайра зовут. Она тоже с третьего курса. Красивая, но какая-то вычурная. Она себе такие прически лепит из своих зеленых локонов - закачаешься. Очень похоже на сценический образ, призванный эпатировать публику.