— Вот тут загвоздка, дорогой Абей!

— Что значит загвоздка? — спрашивает он на одном выдохе.

— Весьма сожалею, вернее, я в отчаянии, наш уважаемый Ахилл только что продолжил список пропавших.

Абей некоторое время остается без движений. Затем спрыгивает с кровати и начинает скакать на одной ноге, напевая: «Ма-лень-кий ко-раб-лик, ма-лень-кий ко-раб-лик…»

(Умолкает.)

— Точно исчез? — спрашивает он радостно.

— Увы!

— То есть, как и другие?

— В точности как другие, господин Абей…

Оскар делает два или три подскока, вновь напевая свою детскую песенку: «Нико-гда не пла-вал, нико-гда не…».

(Снова умолкает.)

— И у него с собой был чек на продажу, не так ли?

А ведь, правда, я даже и не подумал об этом чёртовом чеке.

— Да, он его носил с собой.

Абей издает странный крик, очень продолжительный, с модуляциями, пронзительный. Звериный крик в джунглях посреди ночи!

Затем нагибается и, показывая пальцем на пол, вопит.

— Сюда, немедленно! Ахилла, немедленно! Я не буду повторять. Ахилла, немедленно! Я сейчас рассержусь! Будет много шума! Корабль даст крен! Ахилла…

(Поднимается и скрещивает руки, приняв позу, сильно напоминающую Mater Dolorosa[88].)

— Оскар Абей — м…? Ошибаетесь! Ответ неправильный! Это, наверное, однофамилец! Вы с кем-то путаете! Или же это просто дешёвый юмор! Шутка мальчика из мясной лавки! Розыгрыш для банкета ветеранов войны четырнадцатого — восемнадцатого годов! Издеваетесь? Играете на нервах президента-гендиректора? Нет? В самом деле, нет? Всё серьезно? Тогда конец! Мой чек! Полиция! Помогите! Звоните по всем телефонам! Закрыть аэродромы! Окружите порты, взорвите железные дороги, но арестуйте его! Он мне Нужен! Разошлите его мерзкие приметы! Вызовите речные бригады! Поднимите второй отдел, «Интеллидженс сервис», ЦРУ, ГПУ! Хочу гестапо! Милицию! Маршал, мы с вами! Поставьте в известность все полиции! Жандармерию! Сельских полицейских тоже! Перекройте дороги, чёрт возьми! Вызовите спецназ! Не бросайте меня! Мой чек, мой милый чек! Ах, я умираю! Я верю в Бога, во Всевышнего! Быстро! Его приметы, говорю вам! Рост: метр… сколько? Измерьте его, сделайте что-нибудь! Примените газ! Шлюпки на воду! Включите сирену. Боевая тревога! О, будь он проклят! Педераст! Негодяй! Плешивый! Авиатор! Он не из гестапо, этот тип? Не из «Эр-Франс»? Его подбросили мне под ноги, как банановую шкурку! Он здесь для того, чтобы потопить мой флот! Он обрекает меня на Армию Спасения! Толкает в коммунизм! Заставляет обниматься с китайцами! Он хочет, чтобы я работал инструктором в Мали! Он хочет у меня забрать всё! Он трахнет даже мою нежную и любимую жену, если не быть настороже! Содомизирует моего ребёнка, лучшего из выпуска и скоро кандидата всех наук. Он задался целью уничтожить меня, этот ядовитый гриб! Он хочет забрать у меня мою христианскую душу, этот приспешник ада! Ад для Абея? А вот хрен тебе!

Что можно сделать разумного в такой ситуации, мои козочки? Я вынимаю бутылку шампанского, которая принимала сидячую ванну в ведре со льдом, и выплескиваю содержимое последнего в рожу Бесноватого.

Раздается хлюп. Абей открывает рот так широко, что можно прочитать марку его трусов.

Дверь открывается, и входит юнга с конвертом в руках. Молодой человек строит рожу как в последний день карнавала перед постом при виде полуголой девушки и верховного босса Компании в трусах, который только что схлопотал ведро воды прямо в рожу.

— Я… я стучал! — бормочет он.

— В чём дело? — спрашиваю я.

— Телеграмма для господина Абея.

— Спасибо, можешь выйти без стука!

Я протягиваю опрысканному большой бело-голубой конверт с гербом Компании.

— Прочитайте!

Стуча (последними) зубами, он распечатывает конверт и смотрит на текст.

— Административный совет утвердил назначение господина Берюрье, — бормочет Оскар.

— То есть вы больше не П. Д. Ж.? Тогда не донимайте нас своими плясками святого Витта, босяк! Мы найдём Ахилла! И ваш чек! И ключ к разгадке!

— Правда? Вы так думаете?

— Думаю, что думаю!

Поворачиваюсь к Камилле.

— А ты, гетера, прикрой свое пианино и следуй за мной!

— Я чувствую, что будет весело, — отвечает красотка.

Абей поднимает палец, как будто спрашивая разрешения выйти отлить.

— Не задерживайте её слишком долго, — умоляет он, — я уже не могу без этой очаровательной сучки!

Об англичанах могут говорить всё, что хотят (и, кстати, говорят всё, что хотят), но они ведут себя спокойно в чрезвычайных ситуациях. Приятно видеть, как кто-то поправляет галстук во время паники или чистит туфли перед тем, как сгореть на пожаре.

Росс, преданный слуга Старика, усердный, вездесущий, выглядит совершенно невозмутимо, объявляя нам об исчезновении хозяина. Он ждёт перед дверью моей каюты, вытянувшись в стойке британского часового, застыв позади рыжих усов старого бенгальского тигра. Видя меня с новой кралей, он решает, что осторожность не будет лишней.

— Сэр, — говорит он мне, — я бы хотел с вами поговорить наедине об одном деле, которое не может меня не беспокоить.

— Я весь в вашем распоряжении, ту dear, — отвечаю я, в точности как в романе г-на Андре Билли из бывшей гонкуровской академии.

Добавив к слову дело, я открываю дверь и прошу Камиллу войти и подождать меня.

Как только мы остались в коридоре одни с роллс-ройсистом, я предлагаю последнему посекретничать.

— Сэр, — повторяет Росс, — я должен вам сообщить неприятное известие. По всей вероятности, мой хозяин исчез.

— Слух уже дошёл до моих ушей, любезнейший Росс, — отвечаю я, в точности как в знаменитых произведениях г-жи Агагаты Кристи. — И поверьте, я сожалею об этом так же, как и вы.

Росс слегка сжимает челюсти, что является у него признаком глубокого внутреннего переживания.

— Было бы неприятно, если бы мой господин был убит, — добавляет он.

— При каких обстоятельствах вы узнали об этом, дорогой Росс?

Он натягивает свои белые перчатки, такие же непорочные, как и зачатие с тем же именем.

— Сегодня днём мой господин занимался изучением судового журнала у капитана. По возвращении он выглядел очень довольным. «Росс, — говорит он мне, — отправляйтесь-ка в бар и принесите „Кровавую Мэри“, только не забудьте указать точные пропорции бармену. Я сделал, — говорит он, — два небольших открытия, которые стоят того, чтобы их обмыть». — «Относительно этих достойных сожаления событий на борту, сэр?» — позволил я себе спросить. «Именно, Росс, — отвечает мой господин и добавляет: — Не приходило ли вам в голову, Росс, что „Мердалор“ — единственный круизный корабль, который заходит в Деконос? И не думали ли вы о том, что в нашей маленькой группе мы пригрели змею на груди?» — «В самом деле, сэр?» — говорю я, подняв брови от удивления. «К счастью, — прошептал мой (должен ли я говорить, скорбимый?) господин, — змей можно давить, а для нашей достаточно одного каблука».