Чибис затянулся глубоко, выпустил тугую струю ароматного дыма, теперь можно подумать. А подумать есть о чем и думы эти были весьма тревожного свойства. Эти два дебила Кот с Могилой (получилось в рифму) вместо того, чтобы отвалить из Обнора, как он им наказал, ударились в кутеж и неделю не вылезали с кабаков.

Когда Чибису цынканули об этом, вызвал придурков к себе и велел, чтоб назавтра же духу ихнего не было в городе, иначе пообещал, шнифт на жопу натянуть. Но они и тут учудили напоследок. Да как учудили…

Решили устроить отвальную, пожарить напоследок шашлычок. Взяли с собой шлюх, мангал разожгли, мяско, водочку-пивко употребляли… а расположились на дамбе в живописном месте, аккурат под высоковольтной линией… и вот, в какой-то момент провод, по непонятной причине оборвался и упал прямо на эту гоп-компанию… в общем, из них самих шашлык получился. Говорят, мясом паленым за километр несло.

Чибис в очередной раз представил картину, и ему стало нехорошо. Интересно, что прошмандовки уцелели, как раз поссать отошли. Повезло, можно сказать!

Казалось бы, и хер бы с ними – сгинули два гопника, безмозглые торпеды, не велика потеря. Жили, как говорится, грешно и померли смешно. Концы в воду. Но неспокойно было Чибису, не верил он в такие совпадение. Ох зря же он вписался в блудняк с залетным фраерком. Всегда от мокрухи старался держаться подальше, но Сене Тузу, своему давнему корешу отказать не смог, должок перед ним имелся немалый. А тут некстати, и сам Сеня куда-то запропастился. Странно, Туз, вор шибко авторитетный среди столичной братвы, исчез, как и не было. И никто ничего сказать не может, будто не законник потерялся, а простой босяк. Когда такие люди пропадают, тут и до беды не далеко.

Шумел за домами Столетов переулок, из окна соседнего дома радио восторженно вещало об подвигах космонавтов, стучал где-то компрессор дорожников, день уходил.

Чибис достал из верхнего кармана частую расчёсочку и стал обихаживать свою гордость густые рыжие усы, которые он берег и холил.

Неожиданно он заметил цыганку. Цыганка шла по дорожке одна одинешенька. Шла, будто пританцовывая, чуть покачивая уже налившимися бедрами, так, что ее длинная, в складку юбка была похожа на пестрый веер, высоко вскинув простоволосую голову. Чибис смотрел на нее, и чем ближе она подходила, замечал на ней все новые и новые детали одежды и украшения: вот уже было видно монисто на тонкой шее, серебряные сережки на длинных подвесках, которые колыхались в такт ее уверенному шагу, и даже заметил, что юбка ее была не очень широкой и одна — в отличие от взрослых цыганок, носивших по несколько широченных юбок. Но главное, что она была совсем молода, и очень хороша собой. Только вот лицо ее было серьезно — видно было, что она озабочена предстоящим делом. И чем ближе она подходила, тем сильнее проступала ее красота. Чибис в виду почтенного возраста и хронического простатита почти совсем перестал интересоваться бабами, но тут в нем что-то взыграло, и он окликнул проходящую мимо рому:

— Здорова была, красавица! Садись, поди, набродилась. Хошь, ручку позолочу!

Она остановилась, испытующе глядя на вора темными озерами глаз, в которых в пору было утонуть.

– А ноги у меня не казенные, свои собственные, платить за них не надо, целый день задаром катают... – протяжный гортанный голос ее звучал как музыка.

От этого голоса у Чибиса мурашки побежали вдоль хребта, ну чисто как у пацана.

– Це-це-це-е… – зацокала она, как белка, – Эй, дорогой, чего зря золотить, давай, погадаю, скажу, что было, что будет, что за печаль на сердце...

Чибис не успел моргнуть, а его рука уже была в тонких пальцах цыганки.

Она, наклонившись, стала рассматривать его ладонь, а Чибис, как завороженный пялился на нее: продолговатое лицо, тронутое на скулах неярким румянцем, гладкая, смугло отсвечивающая кожа, широко расставленные хитроватые глаза, тонкая, совсем юная шея с бьющейся голубоватой жилкой, кофту с широким низким вырезом, влажную бесстыдную впадину.

Чибис сглотнул слюну.

– Сколько лет тебе, красивая?

– Сто да двадцать, да маленьких двенадцать, и все мои, чужих не надо.

– А поедем ко мне? – со сбившимся дыханием попросил вор. – Я тебе не ручку, я всю тебя озолочу!

Он это говорил, неотрывно следя за цыганкой, а у самого мысли роились: что-то тут не так, во что-то я влип, чего мне вовсе не надо. Чего-то я заторчал на этой сопливой воробьихе, дочери греха. Как Чибис ни накачивал себя, некая часть его сознания откликалась, готова была подчиниться воле странной девушки.

– Как тебя звать, молодая?

Цыганка опять быстро зацокала языком:

— Це-це-це-е… звать — знать, разорвать, да лопнуть. Карой кличут. Да не обо мне сейчас, про твою судьбу речь держим, расписной. Прошлое и настоящее твоё неинтересное совсем – с юных лет людей обманывал да на киче чалился. А вот про будущее тебе расскажу… карты врать не станут!

Какие, блядь, карты? – подумал Чибис.

– А вот эти! – в руках цыганки, как у фокусницы, появилась колода карт, она раскинула их веером. – Хотел ты, старый урка, погубить по беспределу червового валета, из-за этого червовая дама имеет к тебе пиковый интерес (после каждого слова она предъявляла соответствующую карту)! Масть твоя сменилась на крестовую и ждет тебя, фиксатый, короткая дорога в казённые дома. Первый панельный в один этаж, а второй кирпичный, с высокой трубой.

Она отступила на пару шагов, хрипло захохотала.

– Подожди! – вскинулся ей вслед Чибис, но понял, что, онемев от её недоброго смеха, не может оторвать задницу от скамейки, – какие еще дома?

– Про первый сам скоро узнаешь, а второй – крематорий. Наш советский колумбарий!

– Ты чо несешь, ведьма!? – оторопел вор.

– Курица несется… – цыганка перевернула свою руку ладонью к небу, сделала губы трубочкой и дунула на ладошку, словно пушинку сдула – карты исчезли.

— Вот так, жопин дядя, потерял – не плачь. Пока, Чибис!

***

Саша Чибис шибко переживал из-за этой стрёмной встречи с цыганкой. Вот же шалашовка, чертушка чернозадая! Сучье племя! Выродки! Недаром Алоизыч хотел их на абажуры пустить. Крематорий… И главное, вспомнил, когда опрашивал шлюх, что были с парнями в тот день, они упоминали в разговоре между собой какую-то цыганку. Кара… Кара.

Как назло, «запорожец» напрочь отказался заводиться нормально и пришлось достать кривой стартер.

У смешной машинки