Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я возьму меч.
— Так и должно быть. Если Бог в твоём сердце, ты не можешь отмахнуться и сказать: — Я занят тем, что несу слово Бога. Нельзя нести слова Бога, нужно нести его сердце. Сердце, в котором стынет боль за этот мир. Поэтому никогда не будет тебе покоя император, — голос старика зазвенел. — Никогда. Потому что в день, когда к тебе придёт покой и умиротворённость, Бог в твоём сердце умрёт. Весь мир поклоняется мёртвому богу. Собирают вокруг себя таких же, как сами, придумывают себе правила, смиренно сидят на собраниях, смиренно жертвуют, смиренно делят своё сердце с тысячей тёмных демонов живущих там. А Богу нужно твоё сердце целиком. Прямо здесь, прямо сейчас. Помнишь ли ты о Боге каждую секунду?
— Это не возможно!
— Возможно император! Возможно, если внутри тебя каждую секунду горит боль. Если тебе до всего есть дело, если ты умираешь от любви к кому-то, если чужая злоба для тебя вызов. Когда ты в тёмном переулки шагнёшь на крик женщины, с тобой Бог. Когда ты под улюлюканье и смех толпы прыгнешь в канаву что бы спасти котёнка с тобой Бог, когда ты не ешь неделю что бы подарить любимой колечко которое ей понравилось с тобой Бог, когда ты плачешь читая книгу с тобой Бог. И не нужно Богу что бы ты отсчитывал десятину, или бродил по улицам рассказывая о его милости. Не нужно Богу, что бы ты часами сидел на собраниях, слушая как тебе рассказывают о нем. Отдай последнее, шагни на помощь к кому то готовый умереть, и не рассказывай другим о Боге. Расскажи Богу о себе! Пусть лепечут лицемеры о спасении. Когда ты жертвуешь своим собственным спасением ради кого-то с тобой Бог. И величина жертвы — Рот императора задёргался — Это величина твоей любви к Богу.
Тишина поплыла по величественному залу. Тишина была долгой, император первый прервал её.
— Ты всё понял?
— Да.
Они снова помолчали.
— Ну? — поднял бровь император Аббадона.
— Что? — прекрасно понимая, что от него хочет император, всё таки переспросил Олег.
— Мы… — подсказал император.
— Мы одинаковые — прошептал Олег чувствуя что сейчас расплачется.
— Мы одинаковые…
— Мы одинаковые, потому что мы гордые. Мы строем ненужные империи и стенами замков пытаемся отгородиться от тебя мой Бог.
— Мы…
— Мы одинаковые, потому что не умели ценить твою любовь. Потому что звали тебя только тогда, когда нам было плохо.
— Мы…
— Мы одинаковые — голос Олега дрогнул и вцепившись руками в рукоятку Лунного луча, человек перешёл на шепот. — Потому что ты снова и снова прощаешь нас. Потому что ты любишь нас. Мы одинаковые, не оставляй нас, нам так страшно!
Качнулись, дёрнулись разламываясь стены и застыл крик обрываясь во вспышке света. Разлетелась разбросам мириады осколков-звёзд огромная, бесконечная вселенная. Взметнулись где-то далеко пурпурные башни проклятой империи, взметнулись и опали. А ещё чёрная капля зла, падающая в мутный ручеёк боли, ненависти и лжи, стала неожиданно прозрачной. Она исчезла в мутном потоке, но полёт её был удивительно прекрасным. Полёт хрустального осколка, так и не созданной великой империи счастья.
В маленькой комнате девятиэтажного дома стоящего на улице Лескова под номером 6, в старинном Печерском районе, самого прекрасного Города на Земле, заметался на диване человек. Заметался, хватая ртом воздух, а резко поднялся, и сел держась за ноющее сердце. Человек обвёл глазами комнату и улыбнулся.
Пять лет в удивительном мире. Пять лет, ради одной только фразы, сказанной тоскующему императору. Что-то блеснуло у ног человека обутых в тяжёлые походные сапоги и наклонившись Олег поднял самую мелкую монетку проклятой империи.
— Мы одинаковые, — подтвердил он гордому профилю. — И я буду бороться за наши души.
Человек посмотрел на часы и усмехнулся.
— Пять лет, за один час.
Он встал с дивана и пошёл в ванную. Скинул с себя тяжёлую кожаную куртку и она упала звякнув нашитыми пластинами. Развязал шнурок, поддерживающий шерстяные бриджи с кожаными вставками. Раздевшись человек полез под душ. Когда струи горячей воды ударили в исполосованное страшными шрамами тело, человек прикрыл глаза, и замурлыкал какую-то песню на незнакомом этому миру языке. Вымывшись человек, зачесал назад длинные седые волосы и пошёл в комнату. Одел джинсы, чёрный батник на выпуск и кожаную куртку. В карман куртки он бережно положил монетку Аббадона. С любовью поднял с дивана изящный меч в выложенных серебром ножнах и сунул на дно длинного дорожного баула. В боковой карман баула человек положил небольшой чёрный камень с белыми прожилками. Потом в баул полетела одежда древнего мира, зимняя куртка зубная паста и другие вещи одинокого человека. Застегнув замок, человек закинул тяжёлую сумку на плечо, в последний раз оглядел комнату и запер дверь. Затем он отдал ключи сонной соседке, наказав передать хозяйке, потом быстро сбежал по степеням вниз. Он вышел на улицу, щурясь от осеннего солнца и улыбаясь. Было прохладно, поэтому человек поднял воротник куртки.
— Наташа!
Человек оглянулся и вздрогнул от неожиданности. Это не могла быть Ирис, но сходство было поразительным. Если бы на Ирис одеть стильную чёрную ветровку, голубые джинсы и модные кроссовки девушки были бы неразличимы. Застыв, Олег смотрел как девушка, улыбаясь, идёт навстречу какому то молодому человеку. Парочка обнялась, а потом пошла в сторону серой Лянчии. Девушка смеялась так же заразительно и открыто как Ирис, ямочки на щеках оживляли симпатичное лицо, а чуть подтянутые к вискам глаза были такими же хитрющими.
Лянчия уехала, а Олег всё так же стоял в растерянности. А потом человек улыбнулся. Потёр висок свободной рукой, по мальчишески шмыгнул носом и направился к станции метро Печерская.
Люди шли ему навстречу весёлые и сердитые, усталые и бодрые. Они не знали что худощавый, рано поседевший человек видит их совсем не так как другие люди. Он видел мужчин в доспехах и коже с мечами в ножнах, видел их рыцарями, воинами, королями, видел дам в длинных платьях, перед которыми склонялись суровые рыцари, которые одним движением ресниц посылали верных воинов на подвиги, видел пожилых мудрых женщин с гордой осанкой и мягким взглядом, видел старых волшебников с длинными белыми бородами и магическими посохами. Они были творением Бога необычайно прекрасным, самым совершенным. Люди. А потом Олег увидел глаза. Глаза, в которых плескалась боль. Олег замедлил шаг и посмотрел на человека. Ему было