Когда он потянулся к краю ее ночной сорочки и медленно начал снимать ее, открывая ее свету костра, она подняла руки над головой, чтобы помочь ему… Она села неподвижно и позволила ему вдоволь разглядеть ее, залитую мягким светом. Она полагала, что настоящей светской даме было бы стыдно так дерзко показывать себя. Но она не была светской дамой. Она была просто Мирандой. И она бы никогда не смутилась перед ним за это.

— Ты прекрасна, — прошептал он, пока его руки томно бродили по ней, вверх по ее телу от голых пальцев ног до шеи и медленно возвращались вниз. Он прикасался к ней, как будто обнаруживая ее впервые, и она дрожала от его интенсивности.

— Как я не замечал этого до этого сезона? — пробормотал он, кончики его пальцев легко проследили вниз по ее рукам, по изгибу ее бедер и вдоль ее ног.

— Ты не смотрел, — прошептала она, и под ее кожей поднялся жар.

— Я определенно смотрю сейчас, — заверил он ее. Там, где он касался ее, ее кожа словно по волшебству покрывалась мурашками. И когда он опустил рот и прижался губами к ее обнаженному плечу, вся она задрожала от жидкого тепла. Ощущение было райским.

Отпустив ее, он соскользнул и стал на колени перед ней на полу, широко раскинув руки, медленно лаская ее бедра. Когда он осторожно раздвинул ее колени, ее руки взметнулись, чтобы схватить его за плечи и остановить.

— Что ты делаешь? — она ахнула, внезапная тревога сжала ее живот.

— Я собираюсь поцеловать тебя, — мягко объяснил он, опуская рот, чтобы ласкать губами ее колено.

Боже, он хотел поцеловать ее там! Она категорически покачала головой, сжав кулаки на его обнаженных плечах. О нет, он просто не мог!

— Я не… я имею в виду, я не думаю, что ты хочешь… Ее слова заглушило смущение.

— Но я хочу, — заверил он ее, снова лаская губами ее ногу, на этот раз поднимаясь выше по ее бедру.

— Очень сильно. Ты восхитительна, Миранда, и я хочу целовать тебя везде.

Когда она вздрогнула от такой сильной нервозности, что вся она напряглась, он положил голову ей на колени и посмотрел на нее.

— Я не буду, если ты не хочешь, но…

Его голубые глаза смягчились с пониманием.

— Почему ты не хочешь, милая?

— Это отличается от того, что мы делали раньше, — прошептала она. Она была уверена, что каждая другая женщина, с которой он был, точно знает, как доставить ему удовольствие, но она просто не знала, как. Разочарование и ревность смешались с ее смущением, и ее щеки залились горячим румянцем.

— Что, если я тебя разочарую?

— Ты никогда меня не разочаруешь, — ответил он странно хриплым голосом.

Она смотрела ему в глаза, отчаянно желая ему поверить. И все же…

— Я не знаю, что делать.

— Тогда я научу тебя.

Но ты… Ты никогда больше не проведешь со мной такую ночь. Но она не могла признаться в этом вслух. Боль была бы невыносимой.

— Ты не очень терпелив, — поправила она, не желая портить ночь истиной, которую лучше не говорить. В конце концов, скоро наступит рассвет и обнажит всё.

— Поверь мне, милая. Он прижался губами к ее бедру, продолжая свой путь к боли, пульсирующей в ее центре.

— Я очень…

Он поцеловал ее внутреннюю поверхность бедра.

— Очень.

Кончик его языка провел по складке, где ее бедро соприкасалось с ее тазом.

— Терпеливый.

Его губы нашли ее центр, и дыхание вырвалось из ее горла. Ее охватила дрожь нервозности и возбуждения, заставив задыхаться от этого невероятно интимного поцелуя, который наэлектризовал ее до кончиков волос и кончиков пальцев ног. Этот скандально распутный контакт сделал все, что они сделали прошлой ночью, бледным по сравнению с этим, и она не могла удержаться от нервозности.

Но когда его губы продолжили нежно целовать ее, все ее сомнения рассеялись, и она расслабилась под его ртом с дрожащим вздохом. То, что он делал с ней, было абсолютным раем! И судя по тому, как он издавал мягкие звуки признательности в ее адрес, ему это тоже нравилось. Очень сильно.

— Себастьян, — прошептала она.

Ее руки, которые раньше давили на его плечи, удерживая его, теперь впились в его мускулы, чтобы ободрить его. Никогда во всех ее фантазиях о том, что мужчины и женщины делали вместе, как их тела соприкасались, чтобы доставить удовольствие, она никогда не представляла себе ничего более восхитительного, чем это. Этот новый тип поцелуев заставил все ее тело дрожать и метаться, и она будто бы лишилась всех костей.

— Ты вкусная, — пробормотал он ей между нежными поцелуями, — и восхитительна. Как глазурь на торте.

Ее затуманенный возбуждением разум едва мог понять…

— Глазурь?

Он лизнул ее, его язык глубоко погрузился в нее.

Ее бедра дернулись под ним.

— Себастьян!

Но он только усмехнулся ее протесту, не желая смягчиться в этой сладкой пытке, и его большие руки на ее бедрах широко раскрыли ее ноги, продолжая лизать ее. Она закрыла глаза, и все ее существование исчезло, пока она не превратилась в ни что иное, как тепло его мягкого рта, прижимающегося к ней, его язык скользил по ней и углублялся медленными, дразнящими кругами.

— Это кажется… о, это хорошо, — выдохнула она.

— Это…, потеряв дар речи, она застонала, когда его язык глубоко погрузился в нее, и боль между ее бедрами распространилась на кончики пальцев ног и рук.

О, это было просто замечательно!

Потребность в нем разгорелась в ней, еще больше подогреваемая всеми этими влажными звуками, которые его рот издавал. Она не могла сдержать свои собственные стоны потребности и стоны удовольствия, не тогда, когда ее желание пульсировало так сильно, что она едва могла дышать. Она больше не могла сидеть в кресле. Каждый сантиметр ее тела пульсировал, наэлектризованный и живой.

Его губы нашли ноющий комочек, погребенный в ее складках, сомкнулись вокруг него, засосали…

Мягкое ощущение пронзило ее. Она ахнула, теряя то немногое дыхание, которое у нее осталось.

Потом он засосал снова, дольше и сильнее, и наслаждение, которое пронзило ее, парализовало ее. Ее тело мгновенно напряглось, а затем освободилось так сильно, что она вскрикнула. Беспомощная, она рухнула в кресло, ее тело содрогалось от каждого волнообразного импульса удовольствия, проходящего через нее.

Он прижался щекой к ее бедру, когда она медленно отдышалась. У нее не был сил сделать ничего, кроме как поднять руку, чтобы прикоснуться к его щеке в благодарности, когда любовь, которую она чувствовала