— Его комнату нужно будет обыскать, а его партнеров допросить. — Губы всегда развязываются во время разговоров в постели.

— Начну с комнаты, — говорит Финниан. Наверное, так лучше. Финниан никогда не осуждал меня за то, что я наслаждаюсь местью, но это не значит, что ему нравится наблюдать, как я теряю себя в своих методах. Что-то в моем мозгу изменилось после того, как я узнала жестокость этого мира задолго до того, как мне следовало бы.

— Когда закончите, постучите в дверь, чтобы я мог помочь с допросом, — говорит Райдер.

Я поворачиваюсь к мужчине, как только Финниан закрывает дверь. Цепи гремят, когда он меняет положение, медленно поднимая голову. Я уже видела эту пару бездушных глаз раньше.

— Принцесса Элоин, как приятно снова вас видеть.

Голос Робика преследовал меня годами. Как самый доверенный охранник Гаррика, он принимал участие в побоях больше, чем остальные, и с нетерпением ждал наших сессий. Жаждал их. Избиение меня было лучшей частью его дня. Кейден и Райдер напрягаются и обмениваются взглядами над моей головой.

У меня непреодолимое желание бросить свое тело в ведро с кислотой, чтобы избавить кожу от воспоминаний о его руках. Он может показаться красивым кому-то другому, кроме меня, с его сапфировыми глазами и сильной челюстью. Но насильники учатся использовать свое обаяние в качестве оружия. Ты не всегда можешь обнаружить их, как кто-то обнаруживает яд в напитке.

— Робик. — Я засовываю руки в разрез платья и вытаскиваю из бедра два ножа, вращая ими, когда делаю шаг вперед. — Должна признаться, я предпочитаю, чтобы в цепях был ты.

Кейден и Райдер обнажают свои мечи, и Робик смеется, переводя взгляд с одного на другого.

— Я не предам своего короля, когда знаю, что смерть неизбежна.

— Ты будешь молить о смерти задолго до того, как она тебя примет, — утверждает Кейден.

— Печально известный Командир Велес, — протягивает Робик. — Я понял это по шраму.

Мой кулак сталкивается с его носом, и его голова отлетает назад от силы. Идея вспыхивает в моей голове, и я убираю ножи в ножны для дальнейшего использования, обхватив руками метлу в углу, когда звук ломающей мои ребра трости звучит в моей голове так же ясно, как если бы Робик бил меня прямо сейчас. Я отламываю щетинистый конец и поворачиваюсь к нему.

— Я вижу, что воспоминания о времени, проведенном вместе, застряли в тебе. — Я делаю все возможное, чтобы игнорировать его насмешки и сосредоточиться на этой возможности. — Ты помнишь, как ты умоляла?

Я наношу быстрый удар по его ребрам расщепленной стороной метлы, и его крик, один из самых сладких звуков, которые мне посчастливилось услышать. Я отступаю и наношу еще несколько ударов, пока его ребра не ломаются.

— Бей меня сколько хочешь. Я тебе ничего не скажу, — хрипло говорит он.

— Бить тебя, это для моего удовольствия. — Я смеюсь, нанося еще один удар и с удовольствием отмечая окровавленные осколки. — Я буду пытать тебя для получения информации.

Я вонзаю палку ему в живот, прежде чем отбросить ее и сделать круг перед его сгорбленным телом. Кровь капает с его губы, когда я грубо поднимаю подбородок, заставляя смотреть в мои глаза, которые раньше загорались, когда он впервые пускал кровь во время сеанса. Я боялась его присутствия больше всего на свете, и так долго боялась его, но теперь все кончено.

Он сгорбился, когда я опустила его подбородок и взглянула на крюки на земле, через которые продеты цепи.

— Мне нужно, чтобы цепи опустили и стол принесли ко мне.

Дыхание Робика становится тяжелее и прерывистее.

— Какой рукой он держит меч? — спрашивает Кейден.

— Правой.

Кейден ставит стол туда, где мне нужно, и они с Райдером возвращаются в исходное положение позади меня. Они оба выглядят готовыми втоптать Робика в землю, но на лице Райдера проступает тень печали. Гнев Кейдена поглощает его и превращает в демона, о котором шепчутся по всему Раварину. Демона, о котором его враги видят кошмары в своих следующих жизнях. Никакой формы спасения или перерождения не хватит, чтобы сбежать от Кейдена Велеса.

— Я разрешаю вам обоим подождать у ступенек.

— Мы остаёмся, — говорит Кейден, и Райдер кивает.

Я снова обнажаю свой нож, и знакомый вес приносит мне утешение. Когда мои кошмары заставляли мое горло саднить от крика, я думала о таком моменте. Я собрала все сломанные осколки себя, даже когда казалось, что все части не помещаются в моих руках, и выковала меч, достаточно острый, чтобы убить любого врага. Я нашла утешение в мести. Насилие превратило меня в монстра, но преданность сделала меня смертоносной.

— Сколько у меня драконов? — Стол скрипит, когда я прижимаю к нему руку Робика. — Не хочешь говорить? — Я провожу ножом по его щеке, и он хрюкает, когда я нажимаю на него достаточно сильно, чтобы пошла кровь. — Мы можем посчитать вместе.

Его тело трясется, пока он борется, чтобы сдержать любые звуки боли и страха за сжатыми губами. Но он не может остановить гортанный крик, разносящийся вокруг нас, когда я отрезаю ему большой палец и откидываю его в сторону. Кровь хлещет из раны и покрывает стол.

— Это было за Венатрикс, — говорю я, перекрикивая его крики.

Я отрезаю второй палец, не обращая внимания на его боль.

— За Сорина.

Третий палец.

— За Калитею.

Четвертый палец.

— За Базилиуса.

Пятый палец.

— За Дельмиру.

Закончив, я отодвигаю стол в сторону и хватаю его за лицо, размазывая кровь по его губам и сжимая хватку, когда он пытается отстраниться.

— Ты здесь с кем-то работаешь?

Я сдавливаю свежие порезы, из которых водопадом льется кровь.

— НЕТ! — вопит он. — Даже преступники не будут работать со мной, после того, как этот ублюдок-садист казнил своего собственного гребаного солдата.

Никаких признаков лжи не осталось на его лице. Его кровь капает мне на лицо и пропитывает мое платье, но у меня нет желания вытирать ее.

— Где хранится ключ от цепей дракона?

— Их не откроешь ключом. — Он дарит мне безумную, пропитанную болью улыбку, и смотрит на мою шею.

— Предмет, которым их отпирали, был украден.

— Амулет, — заявляю я. Амулет должен взывать к цепям, выкованным из той же магии. Хотелось бы, чтобы жрица говорила правду, а не загадки, чтобы я могла понять, как она узнала, что нужно его взять.

Неверие омрачает его лицо, прежде чем он приходит в себя, скаля зубы, как бешеная собака.

— Ты умрёшь в этой войне и будешь уничтожена, как та сука, которой ты и являешься.

Мой взгляд метнулся к