— Хм… — звук вырвался из него только через тридцать долгих секунд. — Ладно, с практикой разберёмся позже. А теперь про ночной инцидент. Рассказывай.

Амат внезапно оживился, бросил прямой взгляд и заговорил так просто, будто обсуждал погоду.

— Ну чего тут рассказывать? Услышал шум, вижу эти, которые тут были, душат моего одногруппника. Ну, я их раскидал, — Жимин выразительно пожал плечами. — Всё!

Ректор застыл, потом неожиданно хрипло рассмеялся.

— Veni, vidi, vici? — он покачал головой, но в уголке рта дёрнулась тень улыбки. — Пришёл, увидел, победил? Ну-ну…

Теперь ректор пристально уставился на меня, его пронзительный взгляд, казалось, пытался проникнуть насквозь.

— Так было? — спросил он, слегка наклонив голову.

Я молча кивнул. В кабинете стало так тихо, что было слышно, как тикают старинные часы на стене.

— Насколько я понимаю, ты Пестов, — он медленно провёл пальцем по краю стола. — А с Красновыми у вас родовая вражда?

Неопределённо пожал плечами, делая вид, что это не важно.

— Ох уж эти родовые разборки, — пробурчал Анатолий Степанович, резко вставая и за несколько шагов обходя стол. Его кресло жалобно заскрипело, когда он тяжело опустился в него.

Тишина повисла на несколько томительных секунд.

— Как вам двоим удалось противостоять магии старшекурсников? — наконец спросил ректор, постукивая пальцами по ручке кресла. В его голосе слышалось неподдельное любопытство.

— Родовой артефакт, — ответил я ровным, спокойным тоном.

Ректор резко наклонился вперед.

— Постой! — он начал лихорадочно перебирать бумаги на столе. — Но при вас не было артефактов. Вас обыскивали трижды. Где он? Он одноразовый?

Я почувствовал, как Амат напрягся.

— Извините, Анатолий Степанович, но я не имею права говорить о нём, — ответил я, сделав небольшую паузу. — Это семейный артефакт защиты, — мои слова прозвучали с такой непоколебимой уверенностью, что даже самый опытный маг жизни не смог бы уловить в них и тени лжи, чего уж говорить о воздушнике. — Это всё, что я могу вам сказать.

Ректор откинулся на спинку кресла явно недовольный, но вынужденный принять этот ответ.

— Ладно, проехали, — проворчал он. — Но вы всё-таки проштрафились. Что мне с вами делать?

— Понять и простить? — крылатая фраза из моего мира сорвалась с губ.

Чёрт!

Моя вечная привычка шутить в неподходящие моменты. Ведь передо мной не просто начальник академии, а бывший адмирал флота всей Российской империи! И ссориться с ним явно не в моих интересах.

— Ага, разбежались! — фыркнул Анатолий Степанович, сначала бросив на меня гневный взгляд, но затем не выдержал и улыбнулся по-отечески. Морщинки в уголках его глаз выдали, что ему будто понравилась моя дерзость.

В этот момент в дверь деликатно постучали. После разрешения дверь приоткрылась, и в кабинет буквально впорхнула юная девушка.

Моё дыхание на мгновение перехватило. Перед нами стояла, пожалуй, самая обворожительная барышня, которую я видел за последнее время. На вид она была моей ровесницей, ну или на год младше. Миниатюрная, стройная, с изящной фигурой, подчёркнутой лёгким летним платьем, совершенно не подходящим для нашей прохладной зимы. Тёмные волнистые волосы обрамляли миловидное лицо с большими выразительными глазами.

Когда она вошла, в кабинет будто ворвался свежий весенний ветерок.

— Папа, у меня всего два вопроса, — произнесла девушка мелодичным голосом, обращаясь к ректору.

— Надежда Анатольевна? — передразнил кого-то Анатолий Степанович, но в его глазах читалась нежность.

Девушка игриво надула губки.

— Нам тут ещё долго? — в голосе звучала искренняя мольба. — Ты говорил, что заедем на новое место работы всего на час, а я жду тебя уже полдня!

— Наденька, ещё пятнадцать минут, и поедем, — мягко пообещал он, и я впервые услышал в голосе мужчины тёплые нотки.

Я украдкой изучал её, пока шёл разговор. Девушка двигалась удивительно: резко поворачивала голову, но тут же смягчала движение изящным взмахом ресниц. Духи пахли полевыми цветами с ноткой чего-то пряного, от этого в висках начинало приятно пульсировать. А эти глаза! Карие, с золотистыми искорками, которые то хищно сужались, когда она о чём-то договаривалась с отцом, то вдруг расширялись, полные детского восторга.

Чмокнув отца в щёку, она выпорхнула из кабинета, оставив после себя тонкий шлейф парфюма и какое-то странное чувство, будто в комнате вдруг стало темнее.

Анатолий Степанович проводил дочь взглядом, затем снова углубился в бумаги. Он методично перебирал документы, пока не достал по одному листу из наших личных дел. Его пальцы замерли на строках.

— Так, — ректор откинулся в кресле, сложив пальцы. — До конца семестра четыре месяца. Потом экзамены и перевод на последний курс, — он пролистал наши дела, щёлкнув языком. — Но у вас обоих есть пробелы.

Я украдкой взглянул на Амата. Тот стоял расслабленно, будто речь шла не о нём, а о каком-то абстрактном студенте. Его пальцы лениво постукивали по больничному халату в каком-то своём ритме.

— Кирилл Пестов, — ректор уставился на меня, выдержав небольшую паузу. — Физическая подготовка слабая. Стрельба — еле-еле. Фехтование — удовлетворительно. Борьба — хуже некуда, — он швырнул листок на стол. — А плавание? — в голосе прозвучало недоумение. — Норматив третьего курса до сих пор не сдан. Исправить до конца учебного года!

Внутри всё сжалось. Я механически кивнул, сглотнув ком в горле.

Чёрт.

От этих оценок зависело всё: ранги магии, права патриарха, будущее. А я рассчитывал на старший курс, где сильная практика. Теперь всё висело на волоске.

— Если по итогам сессии будет хоть один «неуд» или «уд» — отчисление, — он подчеркнул голосом последнее слово, впиваясь в меня ледяным взглядом.

Что?

Кровь ударила в виски.

Губы сами собой сжались, и я даже не заметил, как прикусил нижнюю до боли.

Он что, с ума сошёл?

Это полный провал всех моих планов. Руки сжались в кулаки, пряча реакцию.

— Амат Жимин, — ректор перевёл взгляд, оценивающе скользнув по бесстрастному лицу однокурсника. — Вам подтянуть естественные науки, гуманитарные и магические, — он постучал пальцем по бумаге. — Сплошные «уд». Сделайте из них «хорошо» или «отлично», — голос ректора стал зловещим. — Не справитесь — условия те же. Отчисление.

Анатолий Степанович медленно наклонился вперёд.

— И тогда можете забыть о Военном университете, — ректор выдержал паузу, заставляя каждое слово висеть в воздухе как приговор. — Поставите жирный крест на карьере моряка, — его голос стал тише. — Весь ваш род служил империи. Вы же станете первым позорным пятном в роде Жиминых.

Амат не моргнув встретил его взгляд. В глазах одногруппника не было ни страха, ни даже вызова, только ледяное, почти арктическое равнодушие.

Мне вдруг стало не по себе. Он смотрел на ректора не как студент на профессора, а как на равного. Нет, даже хуже, словно древний