Вода — достаточно нарушить водородные связи между молекулами, заставив их яростно тереться друг о друга, будто разгорячённые кони в узком стойле. Энергия трения превращалась в тепло, заставляя воду кипеть без единой искры.

Земля — чайник стоял на каменной подставке. Нужно магически раскачать кристаллическую решётку металлического сосуда, заставив его атомы вибрировать как разъярённый рой пчёл. Меньше чем через минуту дно раскалялось докрасна, передавая жар воде. Принцип как в индукционной печи, только вместо электричества магический импульс.

Воздух — можно сжать атмосферу внутри сосуда, уплотняя молекулы газа. Чем теснее там становилось, тем яростнее они сталкивались, словно толпа пассажиров на станции метро в час пик.

Огонь — тут всё просто. Прямое тепловое воздействие. Но и его я бы модернизировал. Можно заставить молекулы воды поглощать магическую энергию нагрева, пока кинетическая энергия не достигнет точки кипения.

Каждый метод был в теории хорош, но испробовать на практике я мог только один, ведь результат-то в любом случае кипяток для чая, добытый вопреки всем канонам здешней магии.

Невольно улыбнулся заблуждению Жимина.

— А я вот маг земли и всего на первом уровне.

— Но как?

— Если бы у меня тогда на практике или в больнице не было с собой антимагического вещества, то я бы давно так с тобой поговорил.

На глаз насыпал в чайник заварки из банки и достал из тумбочки чашки.

Каменный кокон слегка затрещал — Амат попытался разорвать его, но безуспешно.

Пар поднимался спиралями над фарфоровой чашкой, когда я неспешно наливал кипяток. Аромат смородинового листа заполнил комнату, создавая абсурдный контраст с ситуацией.

— Расслабься, — сказал я почти ласково, — без магии ты отсюда не выберешься. А инициация, если я не ошибаюсь, ещё впереди? — я демонстративно потянул носом аромат чая. — Мы же культурные люди. Не откажешься от чашечки?

Зрачок Жимина сузился до щёлочки. Губы дрогнули, обнажая сцепленные зубы.

— Отпусти! И я ограничусь только твоей головой, — прошипел Амат.

Я рассмеялся, специально чуть громче, чем следовало.

— Ох уж эти твои шуточки! — подошёл ближе, намеренно небрежно держа две чашки. Поднёс одну к его сжатым губам. — Пей, пока горячий.

Пар ударил ему в ноздри, заставив рефлекторно сглотнуть. Глаза Амата на мгновение расширились от досады.

— Ну вот, — я отставил чашку, — теперь ты мой пленник, или всё же хочешь быть гостем?

Жимин опять громко засопел.

— Мне вот приятнее принимать гостя, чем держать узника. Ты же не хочешь им быть, правда?

Парень продолжал громко сопеть.

— Если не против, буду считать тебя своим гостем. Проявив хорошие манеры, ты должен рассказать что-нибудь интересное. Как раз хочу узнать, зачем ты хотел убить меня на практикуме?

Тишина растянулась ровно на пятьдесят три секунды, я считал. Затем Амат шумно выдохнул, и вдруг с него словно сняли маску. Взгляд, ещё минуту назад полный ярости, стал холодным и каким-то другим. Старше. Как тогда в кабинете у нового ректора.

— Красновы хотят тебя убить, — голос его звучал ровно, словно у диктора новостей. — Ты встал у них на пути. А эта семья не терпит препятствий.

— Откуда знаешь? — мои пальцы до боли сжали ушко чашки, так что оно оторвалось, и сосуд разбился о каменные плиты пола.

Уголок его губ дёрнулся в подобии улыбки, но взгляд оставался пустым.

— Потому что видел, до чего доводит подобных людей жадность. А ты заставил их впервые за десятилетия почувствовать убытки.

Он немного повернул голову, и свет лампы упал на шрам над глазом — тот самый, что я оставил магическим микроскопом. Но сейчас это выглядело… странно.

Почему он не залечил его?

Граф Дубин не просто так возглавлял медицинский факультет. Этот человек мог за две минуты стереть с тела следы ожогов третьей степени, а переломы заживлял быстрее, чем обычный человек успевал вскрикнуть от боли. Но шрам над глазом Амата — обычную, в общем-то, царапину, хоть и от магического микроскопа, он почему-то оставил.

Я помню, как в тот день ко мне в больничную палату ворвался Вениамин Олегович: глаза горели, а руки светились лечебной магией. Казалось, он готов допрашивать меня до посинения. Но в тот момент, когда его взгляд упал на моё лицо, что-то изменилось.

— А… Это вы, — сказал он вдруг, и магическое свечение вокруг пальцев тут же погасло.

Видно, узнал, ведь пару месяцев назад он приезжал на производство и лечил моего вассала Петра Бадаева. Я тогда лично заплатил Дубину крупную сумму денег и пообещал пожизненную скидку на продукцию моей алхимической мануфактуры.

Видимо, узнав во мне владельца производства, граф решил, что некоторые вопросы лучше не задавать. Особенно если хочешь сохранить скидку и выгодное сотрудничество за процент от продаж. После этого он как-то резко потерял интерес к нашему с сокурсником конфликту.

Жимин тем временим откашлялся.

— Мой род в долгу перед Красновыми, — глухо сказал Амат, прервав мои размышления. — Если бы я отказался, пострадала бы семья. Но теперь долг выплачен.

Я взял другую кружку и налил новую порцию напитка. Неспешно подошёл к стулу и сел.

— С чего мне тебе верить?

— С того, что Иван трижды пытался меня убить, — Амат оскалился. — Первый раз, когда подмешал снотворного и натравил на нас муравьидов. Второй, когда я не смог прикончить тебя на склоне. Третий сегодня ночью, когда я отказался идти к тебе, чтобы убить. Долг выплачен. И как только закончится этот курс…

Он не договорил, но по тому, как надулись вены на его лице, всё было ясно.

— Убьёшь его? Как меня сейчас, да? — рассмеялся я.

Но смех застрял в горле. В единственном глазу молодого человека не было ни злобы, ни горячки, только холодная, отточенная годами решимость. Ведь он действительно сделает это.

— Тогда почему ты сейчас хотел меня убить?

Амат попробовал двинуться, камень вокруг него затрещал, но не рассыпался.

— Потому что твоё антивещество убьёт магию! — голос Амата гремел. — Сначала его будут продавать за мешки золота как редкое чудо, диковинку для богатых. Потом начнут лить в клинки и доспехи для армии. А затем… — его дыхание прервалось, словно он увидел кошмар. — Затем его станут сыпать в колодцы, замешивать в кирпичи домов, вплавлять в рельсы железных дорог. Через десять лет магия станет роскошью. Через двадцать — сказкой. А через пятьдесят…

Он замолчал, но я уже видел это в его взгляде. Пустота.

Я медленно прищурился, вглядываясь в лицо одногруппника.

— Ты говоришь так, будто уже видел подобный мир. Будто стоял среди его руин.

Он дрогнул. Почти незаметно, но я уловил это.

— Я… — голос его